Пардес

Дома жизнь текла более-менее так же, как до аварии. Сперва отец осторожничал со мной, злость его утихла, сменилась сочувствием. Мы вместе садились за стол. Отец рассказывал нам любопытные факты, которые узнал во время хавруты[270]. Я отчитывался родителям, как наверстываю упущенное, как спешно написал сочинение по литературе (“Вытесненный романтизм Мэтью Арнольда”) и сдал миссис Хартман комический вариант истории папиной семьи. (Я дипломатично умолчал, что по биологии категорически не успеваю, сказалась пропущенная неделя занятий.) Ни отец ни мать не заикались о том, что будет в следующем году, сказали только, что я волен выбирать, куда податься: в колледж ли, уехать в Израиль учиться в ешиве или пойти в бруклинский официальный бейт-мидраш. Но когда несколько дней спустя я вечером собрался погулять – встретиться с Оливером, Амиром и Ноахом и накуриться впервые после аварии, – отец вскипел и процедил, что я-де не вижу дальше своей руки, раз так и не научился обходить таких друзей десятой дорогой. Я все равно пошел.

– Ты еще не общался с Эваном? – спросил Оливер. Мы удолбались и машину вести не могли, поэтому сидели у озера, закатав штаны до колен и опустив ноги в воду, и осовело таращились на звезды в вечернем небе.

– Не-а.

– А надо бы, – поколебавшись, заметил Ноах.

Я опустил в воду руку – ту, что без гипса, – сделал волны. Представил, как в глубине обитает тайное имя Бога.

– Мне нечего ему сказать.

– Да ладно тебе, Дрю, – не сдавался Ноах. – Наори на него. Скажи ему, что он псих. Выпусти пар. И все опять будет нормально.

Амир с серьезным видом подался вперед:

– А ты не думаешь, что он сделал это… ну… специально?

Молчание.

– Иисусе, Амир, – произнес Оливер, когда стало ясно, что никто другой не намерен ему отвечать. – Зачем ты его надоумил?

Амир пожал плечами:

– Это же Эван.

– Чувак. Разбить катер? – Ноах покачал головой. – Думаешь, это очередной его странный эксперимент? (Мы промолчали.) Да не может этого быть. Он же мог погибнуть.

– Я и не утверждаю, будто понимаю его, – произнес Амир. – Я просто высказал свое мнение. Неужели ты удивился бы?

– Еще как, – с деланой уверенностью ответил Ноах. – Конечно, удивился бы.

– Да, Амир, заткнись, – подхватил Оливер. – Ты несешь бред.

– Ну да, – хмыкнул Амир. – Потому что устроить пожар на территории школы, вызвать духов и бросить в костер картину Пикассо – это обычное дело, да? Абсолютно нормальное поведение, мальчишки есть мальчишки.

– Окей. Он правда накосячил, – согласился Ноах. – Но это не те косяки. Это всё безобидные косяки, а тут был… опасный косяк.

– Как в тот раз, когда он подмешал мне наркотики? – вдруг вставил я.

– Именно, – согласился Оливер. – Безобидные косяки.

– Он иногда… дурит, – деликатно сказал Ноах. – Порой даже ведет себя некрасиво…

Амир поболтал босыми ногами в воде.

– Подло.

– Ладно. Подло, – согласился Ноах. – Но это же Эв. Мы его всю жизнь знаем. Он всегда был нормальный, правда? Мы же знаем, что он изменился только после того, как Кэролайн… после того, как это случилось. Мы знаем, что ему пришлось пережить, мы знаем о нем и хорошее, и не очень, и если все это сложить… На него всегда можно положиться, и вспомните, как он угрожал пятикласснику, который докапывался до Оливера, – вряд ли можно назвать его, я не знаю, убийцей.

Амир откинулся на траву.

– Когда мы наконец признаем очевидное?

– Что именно? – уточнил Ноах.

– Что он и правда псих, – ответил Амир. – И в его поступках действительно есть какая-то жуткая система или план.

Оливер повернулся ко мне:

– Пусть Иден решит. Он там был.

Я не ответил.

* * *

Конец марта принес отказы. Северо-Западный сказал “нет”. За ним последовали Корнелл и Пенн, как и Хаверфорд с Боудином. (Боудин? Я совсем забыл, что подавал и туда.) Электронные письма я удалил. Матери ничего не сказал.

– Что ты намерен делать? – допытывалась Кайла (сперва она успокаивала меня). – У тебя есть запасные варианты?

– Ни одного.

– Разумно. – Руки ее лежали на коленях, она вертела в пальцах очередной прикольный карандаш. – Тогда что? Будешь ждать, пока оно само как-нибудь образуется?

Я пожал плечами, демонстративно поднял руки, признавая поражение. Правую руку в гипсе – она бессильно висела в повязке – пронзила боль.

– Наверное.

– А может…

– Сам разберусь, – перебил я. – Давай решать проблемы по мере их поступления.

Она скрестила руки на груди.

– Не хочу донимать тебя, Ари, я знаю, ты не любишь, когда к тебе лезут с советами, но, может, сходишь к Баллинджер? Обсудишь с ней, не подождать ли тебе год, а потом попробовать снова?

– Ладно, может, схожу, – не стал спорить я, хотя прекрасно знал, что никуда не пойду.

* * *

Эвана выписали в пятницу, недели через две после меня. В тот день шел дождь. Ноах сказал, что они с Оливером и Амиром в субботу поедут к Эвану, но добавил, что поймет, если я не захочу присоединиться. “Может, ты еще не готов. – Ноах силился подобрать слова. – Мы тебя не торопим”.