Пардес

– Дилаудид от боли в ноге. – Эван ткнул в желтые таблетки: – Амитриптилин, чтобы заснуть. Я плохо сплю. Нога никак не проходит. – Для большей наглядности он попытался ее приподнять.

– И от депрессии, – неуверенно добавил Амир. – Я помню из курса химии.

– Вроде бы да, – согласился Эван. – А у тебя как дела, Иден?

– Пока тебя не было, Иден совсем рехнулся. – Оливер приобнял меня за плечи. – Вернулся к своим религиозным штучкам. Бросил курить траву!

– Но как ты себя чувствуешь? – спросил Эван.

– Хорошо, – ответил я.

– Я смотрю, тебе сняли гипс.

– Да.

– Ты теперь как новенький?

Я согнул руку:

– Более или менее.

Оливер хлопнул меня по спине.

– Твой главный свидетель – отважный боец, – сказал он, не замечая, как я поморщился.

Амир потеребил бороду, игнорируя мой взгляд.

– Хотел бы я видеть Ари на трибуне.

– Незабываемое зрелище, – ответил Эван, – вы даже не представляете. Настоящий Рональд Дворкин[288]. Он сделал что мог, я очень ему благодарен. И кажется, твое великодушие было вознаграждено?

– Наш принстонец, – произнес Ноах. – Правда, он вылитая звезда студенческого братства, теперь, когда мы с ним расстаемся?

Я боязливо кашлянул в кулак:

– Ты уже слышал?

– Разумеется, – ответил Эван. – Об этом говорит весь город.

– А вот интересно, – вклинился Амир, – академия не против того, что ты пропустил занятия? И Стэнфорд?

– Блум считает… – Эван уперся локтями в колени.

– Я думал, к тебе никого не пускают, – перебил Оливер.

– Отец ревностно соблюдает это требование.

– Он редко тебя навещал? – спросил Ноах.

– Ни разу, – сказал Эван. – Но это не имеет значения. Он не имеет значения. Я лишь хочу сказать, что мой старый друг судья Холмс отправил в Стэнфорд довольно-таки суровое письмо и посоветовал им разорвать отношения. И они позвонили Блуму за разъяснениями.

Амир нервно массировал пальцы.

– Насчет чего?

– Насчет всего. Что я за человек. Что обо мне думают учителя. Есть ли у меня неофициальные выговоры за поведение. И знаете что? Старик не подкачал.

Амир опешил:

– То есть он отмазал тебя?

– В общем, да. Но с оговорками. Блум установил мне правила.

– Какие? – спросил Амир.

– Скажем так: ему не очень нравятся мои… внешкольные интересы. (Я поежился, присел на угол письменного стола.) Мне сохранят жизнь при условии, что я перестану совершать неприглядные, с его точки зрения, поступки, постараюсь впредь воздерживаться от них. То есть, по сути, он назначил мне колоссальный испытательный срок. Стэнфорд получит отчеты из реабилитационного центра, от судьи и из школы. Чтобы убедиться, что я взялся за ум.

– А академия? – не унимался Амир. – Ты пропустил выпускные экзамены – и это сойдет тебе с рук?

– Я сдам их, когда выйду, – пояснил Эван, – но баллы мне снизят. Наверняка тебя это порадует.

Амир нахмурился:

– Снизят баллы – и все?

– Ты чем-то недоволен?

– Да нет, почему. Но… тут восемнадцать лет жопу рвешь, делаешь все правильно, а оказывается, можно все проебать и ничего тебе за это не будет. – Амир присел на стол рядом со мною. Ноах насмешливо похлопал его по спине.

– Кстати, о проебать. – Эван смущенно откашлялся, мы дружно покраснели, наблюдая его показное смирение. – Я позвал вас, чтобы, ну, официально извиниться. Ну и покаяться.

Оливер расхохотался:

– Покаяться?

Ноах пнул его.

– Я подверг каждого из вас, – Эван остановил взгляд на мне, – опасности и хотел бы загладить вину. Я хотел бы заслужить ваше прощение.

– Да всё в порядке, правда, парни? – с напускным воодушевлением произнес Ноах. – Не парься так, чувак.

– Может, ты и прав. Но я понимаю, что в этом году вел себя… неадекватно. Из-за меня вы попадали в ситуации, в которых, возможно, вам было… неудобно, дико или даже противно, мягко говоря…

– Ну что ты, – не удержался Амир, – мы обожаем воскрешать мертвых.

– Ари, – Эван повернулся ко мне, – ты больше всех пострадал от моего недостойного поведения. Ты получил травму из-за меня, и я искренне, от всей души сожалею, независимо от того, простишь ты меня или нет. Этот год выдался для меня трудным, я узнал много и о себе, и об отце, и, если уж начистоту, я далеко не сразу осознал, что боль от потери матери никогда не исчезнет, нечего и ждать. Разумеется, это меня не оправдывает, но… я был не в себе, вы и сами наверняка заметили, но я постараюсь исправиться. – Эван откашлялся. – В общем, разрешите ли вы мне искупить вину?

Ноах первый хлопнул его по руке:

– Ну конечно, дружище.

Оливер пожал плечами:

– Хочешь, чтобы мы спели песню, или что?

– Не совсем. В знак моего раскаяния я хочу позвать вас в путешествие.

– В Ки-Уэст я больше не поеду, – тут же отказался Амир.

– Точнее, в поход, – поправился Эван.

– В поход с палатками? – Оливер рассмеялся. – Ты не против, если мы раскошелимся на гостиницу?

– Представьте, что это прощание со школой. Природа, поход, пиво, разговоры у костра. Мы проведем время вместе перед неминуемым расставанием.

– С каких это пор ты стал сентиментальным? – удивился Амир.