Пардес

– Рав ее осмотрел, заглянул в Гемару и что-то прошептал женщине на ухо. И неожиданно ему ответил незнакомый низкий голос, но губы женщины не шевелились, а вот живот начал распухать, становился все больше и больше. Рав потребовал, чтобы диббук сказал, кто он такой, и диббук послушался – ответил, что он бывший ешиботник и сбился с дереха[293]. Как-то вечером перепил, упал с лошади и умер мгновенно, без покаяния – вот что сказал диббук раву. И рав пообещал, что будет изучать Тору в память о диббуке, соберет миньян, прочитает кадиш; после этого женщина рухнула на пол и забилась в корчах, а голос прогремел “Шма”. Из левого мизинца женщины вырвалась вспышка, оконное стекло в комнате разлетелось вдребезги, и наступила тишина. Диббук ушел.

– М-да, – Оливер погладил свой левый мизинец, – я ожидал… большего.

Амир рассмеялся:

– Неужели ты в это поверил?

– Мне было всего шесть лет, – пояснил я. – К тому же наш ребе никогда не врал.

Ноах взял крекеры, шоколадка, зажатая между ними, капала ему на запястье.

– Не понимаю, в чем смысл таких историй. Чему они учат?

Эван крутил маршмеллоу над костром.

– Что в мире существует таинственная сила, – пояснил он.

Я пожал плечами:

– Или чуть более приземленно: учите Тору, не шляйтесь где попало, тогда и в диббука не превратитесь.

– Ну а ты, Эв, – сказал Ноах, – расскажи нам о рехабе. Какую-нибудь… жесть.

– Да не было там никакой жести, – ответил Эван. – Я все время читал.

– То, что ты там читал, наверное, само по себе жесть, – проговорил Амир.

– Ага, – согласился Оливер. – У тебя такие длинные книги.

– Я не это имел в виду. – Амир закатил глаза. – Нет, правда, неужели ничего не было? И у тебя закончились эти странные библейские байки?

– Извини, – ответил Эван. – Ничем не могу помочь.

– Вау, – сказал Амир, – я смотрю, рехаб и правда убивает каббалистические порывы.

Эван взял очередной кекс.

– Все, кроме одного.

Далекие деревья дышали ветром. Я поднял глаза, готовясь увидеть звезды. Позавчера вечером я погуглил основы. Сириус влево и чуть вниз от Ориона. Направо и еще вниз, примерно на три кулака, будет Канопус.

– Какого же? – спросил я.

– Попытки левитировать? – уточнил Амир. – Или, может, остановить солнце?

Эван подался к костру:

– Слышали про поиск видений?

Я недоуменно уставился на него:

– Как в ритуалах индейцев?

– Да.

Во взгляде Амира мелькнула тревога.

– И что с ними?

– Вам лучше не знать, – ответил Эван. – Вы скажете, что я сумасшедший.

Ноах из последних сил выдавил намек на ободряющую улыбку.

– Мы уже это говорили.

– В общем, – произнес Эван, – я почти уверен, что собрал достаточно эмпирических и теоретических сведений, которые подтверждают действенность таких ритуалов.

Амир фыркнул:

– Шутишь.

– Тут нет ничего необычного, – продолжал Эван. – В большинстве культур считается, что порой полезно ненадолго терять себя. Да и мы сами это делаем, разве нет? На Йом-Кипур мы постимся, не моемся, ходим в белом. Зачем? Чтобы покинуть тело, притвориться кем-то другим. На Пурим пьем и наряжаемся с той же целью. Платон называет это божественной исступленностью, Еврипид – дионисийскими мистериями, в исламе это называется суфизмом, в индуизме – авадхутой, в шаманизме – трансом. Но суть-то одна и та же.

– Да зачем нам терять себя? – Амир потрогал расплавившееся маршмеллоу, к пальцам его прилипли белые нити.

– Чтобы узреть Бога, для чего же еще, – ответил Эван.

– Ой, все, – сказал Амир, – только не надо опять этой чепухи, окей? Без нее было лучше.

В моей груди вдруг шевельнулся слепой страх.

– Зачем ты притащил нас сюда?

– Иден, ты же знаешь, один я не могу это сделать, – не моргнув, произнес Эван; он явно ни о чем не жалел.

– Не можешь сделать что? – Эван не ответил, и Амир впился в меня взглядом: – О чем он, Ари?

Я таращился на огонь.

– Он нас не извиняться сюда привез, – пояснил я. – Это ловушка. Очередной эксперимент.

– Окей, стоп, – вмешался Ноах, заметив, что Амир вот-вот взорвется. – Давайте… давайте успокоимся, ладно? Да и какая разница, зачем он привез нас сюда. – Ноах улыбнулся, откинул назад длинную прядь. – Он купил нам билеты в первый класс, мы прилетели в горы. Если этому чудику взбрело изображать духовный ритуал, почему бы и нет? Подыграйте ему. Нам-то какая разница?

Я смотрел, как Эван доедает очередной кекс, жевал он почти что с хирургической тщательностью.

– Кстати, откуда эти кексы? – спросил я.

Ноах опешил:

– При чем тут?..

– Хватит о кексах! – отрезал Амир. – Тем более что они не очень-то вкусные.

– Я серьезно, – стоял на своем я. – Кто их привез?

Ответа не последовало.

– Он… он одурманил нас, – тихо пробормотал я, обращаясь в основном к себе, и меня вдруг затошнило. – Он хочет попытаться…

– Иден, – угрожающе произнес Эван, – не доводи людей до истерики.

Амир бросил свой кекс на землю.

– Кто-нибудь объяснит мне, о чем он?

Оливер подобрал кекс, оторвал испачканную часть, жадно откусил кусок.

– Так эти пупсики с наркотой?

– А, ясно, – Ноах с облегчением улыбнулся, посмотрел на Эвана, – ты добавил туда травы? Подло, согласен, но, в общем, дурацкая шутка. От них же не будет вреда?

– Это ведь не трава? – уточнил я.