Пардес

– Где я? – крикнул я, и вокруг зазвенело эхо. Насколько хватало глаз тянулся мраморный пол, диагональный узор из блестящих черных и белых плит, вдаль уходил ряд деревянных столов, как в читальном зале, расставленных на одинаковом расстоянии друг от друга. Ни стен, ни потолка.

Эван вышел из тени – постаревший, растрепанный, в лохмотьях. На голове венок из листьев. Руки в выцветших красных брызгах.

– Мы здесь.

Ослепительный свет. Блестки перед глазами. Я поспешно заморгал. Они не исчезли.

– Где – здесь?

– В центре земли. – Эван стремительно ушел вперед и скрылся из виду.

Я обернулся, высматривая остальных. Великолепный Ноах в пурпурной мантии вытянулся во весь рост, волосы – намного длиннее, чем были, – завязаны в узел. Озаренный белым светом Амир – борода гуще прежнего – сидел на полу, подперев щеки руками.

– А Оливер? – спросил я.

Ноах указал мне за спину. Оливер – залитый радужным светом, в треснувших пополам очках, волосы, обычно уложенные гелем, растрепаны – гляделся в серебряное зеркало высотой десять футов, покрытое пылью, в узорчатой раме. По верхнему краю рамы чернела резная надпись: “ПРИВЕДИ СЕБЯ В ПОРЯДОК В ПРИХОЖЕЙ, ЧТОБЫ СМОГ ТЫ ВОЙТИ В ЗАЛ”[294]. С нижнего края виднелся странный сапфировый символ – над закорючкой обыкновенной запятой висела другая, перевернутая в обратную сторону. Я догадался, что это буквы иврита – два йуда, один лицевой стороной кверху, другой вверх тормашками, или алеф, у которого стерли основание, лишив его верх и низ материальной оболочки.

Я взял Оливера за плечо. Он не шелохнулся.

– Оливер?

Я посмотрел в зеркало. Там ничего не отражалось, но Оливер вглядывался в него.

– Он тебе не ответит, – сказал Амир. – Он молчит уже несколько часов.

– Часов? – Из-за красочного калейдоскопа трудно было сосредоточиться. В груди пекло. – Мы тут несколько часов?

– Скорее, дней, – подал голос Ноах. – У меня такое ощущение, что я здесь уже несколько дней.

Жжение переместилось к горлу, иссушило слова во рту.

– Воды, – попросил я, борясь с приступом кашля, – здесь есть вода?

Рядом со мной материализовался Эван.

– Не проси здесь воды, – произнес он. – Иди за мной. Нужно поторапливаться, пока можно.

Мы брели под ливнем, молнии раскалывали густо-черное небо, вдалеке маячила башня, краем глаза я видел зверей, они двигались парами. Я был Сципионом[295], я заплутал среди сфер, я взирал на Карфаген с вышины, величественная вселенная полнилась звездами. Мы шли бесконечно, мы боролись с ветром, время растягивалось вокруг нас. Эван, опираясь на посох, то и дело оступаясь, вел нас по лесу; наконец мы вышли на поляну. Вход в пещеру окружали деревья. Эван повернулся к нам:

– Сюда.

Ноах вытянул шею, заглянул внутрь.

– Нам нельзя туда. Там нет света.

– Там, куда мы идем, свет не нужен, – возразил Эван.

– И куда же? – спросил Амир. – Что там, внутри?

Нет ответа. Эван устремился в темноту.

Мы помедлили, задержались под дождем. Но выбора у нас не было. Мы кивнули друг другу и направились следом.

Мы вошли в сад. Там тянулись аккуратные ряды деревьев. Вокруг раскинулись бесконечные пышные поля, всюду виднелась сочная зелень. На ветках висели крупные плоды, белые цветы распускались прямо перед нами. Сбоку был пруд, на берегу его высился валун с ровным отверстием посередине, из отверстия в пруд сочилась вода. В центре сада росло чуть увядшее древо, Эван остановился перед ним. Ноах медленно шел по цветам, любовался красочными полосками. Амир преклонил колени у ручья, уставился на воду; легкая дымка застилала даль. Я осознал, что дождь закончился, что я снова сухой, что меня затопило густое тепло и облегчило мою жажду. В голове мелькали давние воспоминания: я учусь ездить на велосипеде, впервые накладываю тфилин, пятый мой день рождения, папа надписывает мою первую Гемару, я просматриваю письмо о том, что меня приняли в Принстон, читаю с мамой “Оживленную улочку плюшевого мишки”[296], целую Софию в ту ночь на пляже. Я пошатнулся, как пьяный, точно вернулся домой из долгого трудного путешествия.

– Амир хорошо придумал. – Эван оторвался от дерева, кору которого гладил. – Надо будет залезть в воду.

– Эван, – сказал я, – Оливер пропал.

Эван не двинулся с места.

Ноах поспешно вернулся к нам.

– Разве Оливер не вошел сюда?

– Надо его найти, – сказал я. – Нельзя же бросить его… там.

Ноах нахмурился, оглядел свою пурпурную мантию.

– Там – это где?

– Не знаю. – Я ненадолго задумался. – У зеркала? Под дождем?

– Дождь кончился, – невозмутимо вмешался Амир, он по-прежнему не отрываясь гляделся в воду, едва не касаясь ее носом.

– Он кончился здесь, – сокрушенно сказал я, поворачиваясь на месте, – но не там.

– То есть вы это видите? – К нам подошел Эван. – Вы всё это видите?

– Я поищу его, – слабо, словно силясь стряхнуть забытье, произнес Ноах. – Я пойду туда.

– Нет, – возразил Эван. – У него все отлично. Ему нужно побыть одному.

– О чем ты? – спросил я. – А вдруг он…

Эван покачал головой:

– Нас всех накрыло по-разному. Оставь его в покое. Главное, чтобы мы четверо держались вместе. Поверьте мне.

Смех сорвался с моих губ – смех, какого я раньше не слышал.