Парень из реалити-шоу (ЛП)

Во время первого периода мы успеваем протереть стойку и пополнить запасы соусов. Поскольку я самый крепкий, именно я ношу большие бутылки кетчупа и горчицы и наполняю их. Это отличный повод сбежать от шести других кассиров, которые любят подходить пообщаться и узнать коллегу поближе. Обычно они обсуждают телешоу. А я не смотрю телевизора. Вообще.

Когда я наполняю вторую бутылку кетчупа, ко мне подходит та хоккейная дама в говнодавах и кладет мне руку на плечо:

– Ты ведь Джеральд?

Я останавливаюсь и смотрю на нее. У меня вытягивается лицо, и я киваю. У нее на глазах слезы.

– Правда? – Я снова киваю.

Она сжимает мою руку:

– Мне жаль, что тебе пришлось через такое пройти.

Я замираю на месте. Шоу вышло больше десяти лет назад, и я, как советует Роджер, стараюсь считать это случаем из чьего-то чужого детства и двигаться дальше. Я пытался забыть ТелеТётю – я не смотрел телевизора и писал ей как-бы-письма о своих чувствах. Я се это перепробовал. Не помогло. Но сегодняшняя хоккейная дама – это что-то новенькое. Она говорит пару слов, и я не могу пошевелиться. Не могу говорить.

– Все нормально? – спрашивает она. – Знаю, это не мое дело, но я просто не удержалась. – Я могу только кивнуть. – Мне всегда хотелось найти тебя, обнять тебя и прижать к себе. Бедный мальчик.

Я снова киваю и пытаюсь снова заняться кетчупом, но глаза застилает пелена и я ничего не вижу. Все плывет.

– Не против, если я тебя обниму?

Я мотаю головой. Она обнимает меня, и происходит что-то странное. Не успев ничего осознать, я начинаю плакать. По-настоящему плакать. Как будто кто-то открыл кран внутри меня. Я стою лицом к запасам кетчупа, и никто из нашего пятого киоска не видит моего лица. И чем сильнее я плачу, тем крепче и ласковее она меня обнимает. Продолжая плакать, я постепенно понимаю, что происходит. Меня обнимают. За десять лет горстка миллионов зрителей «ТелеТёти» узнавала меня, изучала, пялилась, критиковала и даже терроризировала. Но никто из них меня еще не обнимал. Я плачу без единого звука. Дама молча обнимает меня. Через несколько секунд она берет у меня из-за спины несколько салфеток и протягивает мне.

Подходит Бет – спросить, все ли в порядке. Увидев, что я плачу, она гладит меня по спине и предлагает, если нужно, до конца смены забрать у меня седьмое окошко.

– Не надо, – отвечаю я, – все в порядке.

Стоя лицом к стене и кетчупу, я сморкаюсь и вытираю лицо. Бет возвращается в киоск. Я глубоко дышу. Хоккейная дама сжимает мою руку:

– Еще увидимся, – и уходит.

Минуту я стою на месте, нащупываю свой невидимый слой полиэтилена и снова заворачиваюсь в него, чтобы создать преграду между мной и – ими. Влезаю в броню, защищающую меня от всего мира. В полиэтилен, не пропускающий слез. Когда я захожу в киоск, девочка из первого окошка смотрит на меня с таким видом, как будто тоже хочет расплакаться. Я отвожу глаза и возвращаюсь в седьмое окно. Я решаю никому больше не позволять себя обнимать.

========== 9. ==========

Я возвращаюсь домой в своей новенькой хоккейной джерси. Я купил ее, чтобы не срать на своих и не позволять срать на себя, как обнявшая меня женщина. Я так и не спросил, как ее зовут. Теперь каждый раз при виде кетчупа я буду вспоминать о ней.

Обед давно закончился, но по всему дому до сих пор пахнет запеченным цыпленком и домашней подливкой. Папа залез в свою берлогу и занимается там своими делами. Возможно, пьет. Таша и ее крысеныш сидят в подвале, слушают на полную громкость какую-то мерзкую кантри-вестерн песню и подпевают. Мама сидит за обеденным столом и отпиливает донца у бутылок увлажнителя, чтобы добыть те четыре сантиметра жидкости, до которых не достает трубка пульверизатора. Мама надела защитные очки и орудует электрическим ножом, каким обычно режут индейку. На столе стоит восемь бутылок из-под увлажнителя и миска. Мама сливает в миску остатки увлажнителя.

Вот что для нее по-настоящему важно. Не совет настоящей няни справедливо и одинаково относиться ко всем детям. Не то, что ее дочери двадцать один, а ее дрючат в подвале и она с каждым днем все меньше способна жить самостоятельно. Если честно, какой-то части меня хочется отобрать у мамы электрический нож и… сами понимаете.