Но со стороны Рафунделя шуткой это не оказалось. И понемногу Лахджу это начало раздражать. Когда они остановились на привал в удивительно красивом урочище, где цвели поющие ландыши, Рафундель развернул платочек, который тут же превратился в покрывало, достал из собственного цилиндра бутылку ярко-желтого напитка и сказал:
– У нас, эльфов и лепреконов, есть один красивый старый обычай. Если мужчина и женщина оказываются наедине среди поющих ландышей, им следует испить верескового меда и обменяться поцелуями.
И он тут же принялся разливать, уже облизывая губы. Лахджа недоверчиво смотрела на этого старообразного карлика, ожидая, что он засмеется… но нет, он серьезно.
– Рафундель, мне, конечно, льстит твое внимание, но я замужем, – вежливо сказала демоница.
Не то чтобы это было главной причиной… не то чтобы это вообще было причиной, потому что обычно Лахдже это ничуть не мешало. Но у нее все-таки были стандарты, и в них не вписывались морщинистые лилипуты, трясущиеся от похоти.
– Ну и что, что замужем? – пожал плечами Рафундель. – Где твой муж? Я его не вижу. Если бы он действительно тебя любил, то не отпустил бы в такое место одну, верно?
– В какое «такое»?.. Рафундель, я из Паргорона. Тир-Нан-Ог уж точно не опаснее, чем мой родной мир.
– Я не об опасности, – расчесал бороду лепрекон. – Я о том, что здесь полным-полно непреодолимых искушений, связанных с обаятельными мужчинами веселого нрава. Мед будешь?
Меда Лахджа выпила, хотя и вгляделась сначала в ауру. Питье оказалось чудное – сладкое, но в то же время хмельное, слегка дающее в голову, но не пьянящее.
А лепрекон как бы невзначай подполз поближе, и у Лахджи невольно подогнулся хвост. Он всегда обвивался вокруг ноги, когда она чувствовала неловкость.
– Рафундель, а тебе не стремно со мной флиртовать? – спросила она, отодвигаясь. – Я же не лепреконша.
– Ты в какой-то деревне жила, что ли? – не понял Рафундель. – Здесь всем наплевать.
– Даже так. Не хочу обидеть, но я же втрое выше тебя.
– Это не преграда. Мы, лепреконы, способны менять свои размеры. И, эххехе, размеры наших частей тела.
– Ты… я думаю, ты… привираешь.
– Привираю, – охотно согласился Рафундель. – Но ты ж задумалась. Тебя ж заинтересовала эта мысль. А значит, дело только в маленьких деталях.
– Очень маленьких, – сказала Лахджа, вставая. – До водопада еще далеко?
– Рукой подать, – кисло ответил Рафундель, убирая остатки меда в цилиндр и снова уменьшая покрывало.
Действительно, минут через десять Лахджа услышала шум воды, а еще через десять – увидела тот самый водопад Кувшинок. Был он, как и почти все в Тир-Нан-Ог, очень красивым, ярким, аж переливающимся. Вода прозрачная, как слеза, по бокам сотни тонких струек и стелющаяся по мхам капель. Внизу озеро, в котором даже издали видно рыбу.
– Какие чудесные виды, – произнесла Лахджа, стоя на возвышенности.
– Я могу показать тебе еще более чудесный вид, – ухмыльнулся лепрекон.
– Да отвали ты уже, – поморщилась Лахджа. – Рафундель, серьезно, ты же стремный карлик в стремном камзоле.
– Так тебя все это время только камзол смущал?! – возмутился лепрекон, торопливо расстегивая пуговицы.
– Не раздевайся, пожалуйста, – уже немного затравленно попросила Лахджа. – Я дружелюбный демон, но если не прекратишь, я тебя вскрою без анестезии.
Ее пальцы превратились в длинные лезвия, и она демонстративно ими пощелкала. Рафундель недовольно поджал губы, но все-таки застегнулся обратно.
А Лахджа решила побыстрее закончить с работой и распрощаться с этим надоедливым недомерком. Верно говорят, что если хочешь интересно провести время в чужой стране – делай это сам. Не бери экскурсии и местных гидов.
К тому же она уже заметила своего клиента… точнее, его обиталище. Почти четверть озера заросла тиной и гниющими водорослями, источала затхлый запах и миазмы… не демонические, но что-то очень близкое.
Скверна везде скверна, независимо от источника. Разреженная Тьма.
Лахджа хотела попросить Рафунделя посидеть здесь, пока она загоняет кое-кого в корзинку, но лепрекон уже куда-то исчез. Словно в воздухе растворился.
Обиделся, что ему угрожают, что ли? Ну и тем лучше. Может, оставит ее в покое, а то его присутствие стало откровенно тягостным. Лахджа бы давно сама его прогнала, но она же договор заключила, слово дала. Совнар ей в свое время все уши прожужжал, насколько неблагоразумно для демона нарушать данное слово.
А если в отказ пошел сам Рафундель, это не ее проблемы.
Посреди загрязненного участка озера высилась какая-то статуя. Источником миазмов была именно она… кажется.
– Аппити-ад-Дур, – прочла имя с листа Лахджа. – Есть здесь Аппити-ад-Дур?! Паргоронская служба взыскания!
Ей показалось, что со статуи осыпается каменная крошка. Воздух загустел, над водой поднялся туман… и из него раздался шепчущий голос:
– Опять Благой двор присылает демонских наймитов? Опять они отправляют в небытие все, что им не нравится?
– Я политикой не интересуюсь, – ответила Лахджа, беря поудобнее корзинку. – Сотрудничать будешь, или мы сейчас подеремся?
– Мы… не подеремся. Я просто… тебя съем. Как съел всех предыдущих.