– Чувство стыда, э?.. – хмыкнул Гемпхе, спрыгивая с дерева. – Зря ты его испытываешь. Как думаешь, скольких бедняг она сама убила, искалечила, изнасиловала?.. хотя не, последний пункт вычеркни. Или не вычеркивать?.. хм, спрошу ее сегодня. Так или иначе, гохерримы – известные в нашем секторе душки. Шалопуты и озорники. Ничего страшного, что одна из них получила возмездие… да она и вряд ли из-за этого расстроилась. Чать не храмовая девственница.
– Замолчи, – поморщился Кефринекс.
Гемпхе широко улыбнулся и с легкой издевкой раскланялся. Кефринекс посмотрел на него почти с ненавистью – трикстерат озвучивал его собственные мысли… те, которым он старался не давать ходу.
И в очень неприглядной форме.
– Она это заслужила, – подтвердил он. – Но я не должен был этого делать. Вернее, не должен был делать это так. Я не воздатель… да и воздатели никогда не прибегают к таким методам. Но поступок был свершен – и у него будут последствия.
– И ты делаешь все, чтобы их усугубить.
– Замолчи!
Кефринекс приложил руки к груди. Он чувствовал это внутри себя. Неуловимые тревожные изменения. Он еще не пал, он все еще Светлый бог, но он занес ногу над обрывом и теперь качается из стороны в сторону.
Чтобы отступить от обрыва хотя бы на шаг, ему нужно исправить то, что можно исправить.
В конечном счете, не так важно, что зло было причинено тому, кто его заслуживал. Важно, что ты сам позволил себе его причинить. Пусть и по отношению к ненавистному существу. Никакой пользы от свершенного не было – он не принес справедливость, не покарал виновного, не изменил ничего к лучшему. Он лишь еще сильнее уверил очередную проклятую душу в том, что в свете нет ни утешения, ни любви, ни прощения, а к тому же повязал себя с ней общим ребенком. Связь эта не предвещает ничего хорошего ни для кого из них.
Поддавшись темной стороне своей натуры, он сделал худшее из того, что мог.
На самом деле это тоже его часть. Это тоже в природе Кефринекса. Природа не знает жалости, и законы ее бывают жестоки. Сильный побеждает слабого и получает, что желается. Хоть пищу, хоть возмездие, хоть женщину.
Зверь делает такое, не терзаясь моралью, а Кефринекс – повелитель зверей и чудовищ. Он – персонификация темного бессознательного, природных животных инстинктов. Олицетворение Дикой Охоты и страж Зеленого Мира.
Но разве он не является еще и богом, устанавливающим соглашение между мужчиной и женщиной, между охотником и жертвой? Разве не он успокаивает мертвых и дает пути для новой жизни?
Почему же он выбрал тогда худший свой аспект?
И почему он не был хотя бы последователен, бросив эту демоницу там, где ее покрыл?
Ответ на эти вопросы неутешителен. Двойственность божественной природы дает о себе знать в богах, что колеблются на границе Света и Тьмы. Эту двойственность хорошо видно в Йокриде, хорошо видно и в Юмпле.
И с Кефринексом такое тоже случалось и раньше. На самом деле он давно уже находится в «серой зоне».
Она обширна, эта серая зона. Граница между Светом и Тьмой не слишком-то четкая на самом деле. Она туманна и расплывчата. Что Свет, что Тьма имеют множество степеней концентрации. Да, есть условный «водораздел», и по пересечении его бог считается Темным – но далеко не всегда этот водораздел пересекается мгновенно, со вспышкой и катаклизмами.
Многие боги лишь условно называются Светлыми, поскольку Света в их божественном начале чуточку больше, чем Тьмы. А многие лишь условно называются Темными, поскольку Тьмы в них чуточку больше, чем Света.
И зачастую даже сам бог не знает, с какой стороны находится.
Кефринекс не внял увещеваниям Сииллэ и насмешкам Гемпхе. Он решил отдаться на волю судеб и взглянуть, не сумеет ли все-таки о чем-нибудь договориться с демоницей. Старался быть к ней добр, не обнажать свои слабости и не потворствовать ее порокам.
А Эсветаллила, поняв это, испытала разочарование – но одновременно и влечение. Гохерримкам нравятся мужчины, не поддающиеся манипуляциям. И по мере того, как шли дни, как шли недели, по мере того, как созревал плод внутри нее, она все чаще искала общества Кефринекса. Уже не ради попыток подточить его внутренний стержень, а просто так, потому что ей этого хотелось.
– Это не обсуждается, – сказал Кефринекс, когда к концу подходила двадцатая неделя. – Останешься ты здесь или вернешься домой – ребенок останется здесь. Я хочу, чтобы он был причастен к радостям бытия и смог раскрыть свои лучшие стороны. Паргорон его не получит.
– Ну так и я хочу того же, – молвила Эсветаллила, поглаживая живот. – Чтобы он смог раскрыть свои лучшие стороны. Для этого он должен вырасти в Паргороне. Пройти Школу Молодых. Стать воином. Гохерримом.