Лахджа все сильнее нервничала. Раньше ее задевало всегда как-то по касательной, и ей удавалось отделаться острым словечком. Асмодей не обидчив, у него всегда есть выбор, а к Хальтрекароку он приходит чисто отдохнуть, так что дерзости Лахджи его обычно даже веселят.
Может, и сейчас получится?
— Асмодей, мы не можем быть вместе, — с деланным равнодушием сказала Лахджа. — Мешают четыре препятствия.
— Это какие же? — загоготал Асмодей, предвкушая шутку.
— Переедание и три подбородка.
Заржали все, включая самого Асмодея. На шутки о своей внешности он никогда не сердился — его даже радовало, когда ту критиковали. Но сегодня одной милой остроты не хватило, уйти Асмодей не позволил. Он сграбастал Лахджу потной лапищей, подтянул к себе и протянул бокал с вином.
— Думаешь, ты такая подпорченная тьмой девица, сохранившая чистое невинное сердечко смертной? — насмешливо спросил он, обращаясь одновременно к Лахдже и Сусанне. — Которая пала жертвой обстоятельств, не получив помощи свыше? Вот что ты думаешь, хе-хе-хе.
Лахдже стало обидно, потому что именно так она и думала. Она демонстративно выпила вино, шлепком убрала руку Асмодея от своего бедра и тихо ему сказала:
— Асмодей, возможно, в глубине души в тебе осталось что-то хорошее. Плачущий от бессилия огрызок былого ангела. Но чтобы никто точно не догадался, ты стремишься унизить и замарать окружающих любым контактом с тобой. Я даже думаю, что ты специально выглядишь и ведешь себя тотально мерзко, потому что просто не знаешь, как иначе тебе завести друзей здесь, среди нас. Ведь демоны любят только тех, кто их развлекает и ведет себя еще хуже, чем они сами. Это подпитывает их эго. И я уж не знаю, чем тебе так насолили женщины, что ты их так ненавидишь.
— Какой интересный психоанализ, — произнес Асмодей злым голосом, пригибая голову Лахджи все ниже. — Ну-ну. Только ты абсолютно, абсолютно не попала в цель. Я не ненавижу женщин. Вы просто не стоите моей ненависти, потому что низменны, глупы и поверхностны. Вы недостойны чистых благородных ангелов — вы достойны жирных вонючих чертей, которые вытирают о вас ноги. Я не могу без женщин и жажду их — но как мне их не презирать, скажи на милость? И каждый раз, когда вы утрачиваете понимание этого и начинаете многое о себе мнить, руку помощи вам протягиваю я, снова и снова открывая вам глаза на то, как низменно ваше положение и каково реальное положение дел в жизни.
— Асмодей, вот по тебе сразу видно падшего ангела, — выдавила Лахджа, тщетно борясь с Князем Тьмы. — Наверняка тебя просто бесит, что тебя в свое время взвесили, измерили и признали негодным… и теперь сам ходишь и примеряешься ко всем с маленькими весами! А еще!.. еще!.. еще тебя, возможно, бесит, что я по своей воле стала демоном и мне нормально, никакого уязвленного самолюбия и следа на жопе от божественного пинка!
Последние слова задели Асмодея за живое, и он аж содрогнулся от злобы. Лахджа воспользовалась этим мигом и выскользнула, резко перевернув столик и растекаясь слизью.
Асмодей тоже вскочил — и от него изошла гневная аура. Пол задымился, воздух наполнился ощутимым смрадом — и Хальтрекароку это не понравилось.
— Э, мы же договаривались, — недовольно сказал он. — Не хотят — не заставляй. Ты что, меня не уважаешь? Для многих, знаешь ли, паргоронские колобахи слаще адских — и это их право на свободный выбор. Не бойся его, Лахджа, иди ко мне.
— Хальтрекарок, я уважаю тебя, — очень холодно произнес Асмодей. — Но твоя жена меня гнусно оскорбила. Сколько возьмешь за нее? Я желаю ее… наказать.
Внутри Лахджи все оборвалось. Но Хальтрекарок, к счастью, только поморщился и покачал головой.
— Фу, Асмодей, какой ты жалкий, — сказал он. — Не сумел совратить женщину и решил принудить. Это неспортивно, я тебе помогать не стану.
— Кха!.. Это… не так! — еще сильней разозлился Асмодей. — Она перечит Князю Тьмы!
Пеймон тоже покачал головой, с насмешкой глядя на Асмодея. Затянувшись длинной сигаретой, он лениво сказал:
— Мне кажется, Асмодей, с этой личиной ты вконец потерял… лицо.
— Я не могу наказать… чужую… жену, — повторил Асмодей. — А ты ее, кажется, не собираешься наказывать. Ты мне друг или нет?
— Друг, — вздохнул Хальтрекарок. — Но такие, как Лахджа, на дороге не валяются. Если ты настолько ее хочешь… хорошо, изволь, я отдам. Но ты отдашь мне за нее Ме Небесной Кары.
— Ты что, охренел? — удивился Асмодей. — Ее у тебя из адаманта лепили, что ли?
Лахдже не понравилось, что Хальтрекарок все-таки согласен ее продать. Но чем бы ни была эта Небесная Кара, Асмодей явно не собирался с ней расставаться. Да, его взяло за живое и он пошел на принцип (удивительно, у него оказался принцип!), но все же не настолько.
— Хальтрекарок, давай будем разумны, — поморщился он. — Подобное Ме никто никогда не отдаст за проштрафившуюся потаскуху. Я его даже за весь твой гарем не отдам… а у тебя хороший гарем! Назови разумную цену.
— Ну я не знаю… сколько ты сам дашь? — уже устал от этого разговора Хальтрекарок.
— Ну вот эту черносливину, например, — достал ее из расколотой вазочки Асмодей.
— Ты ее надкусил.