Енот специально закрылся тогда от хозяина — до последнего не показывал, кто там пришел. Фамиллиару хотелось увидеть, какое лицо у него будет.
— Лахджа?! — резко вскочил Дегатти.
Он уронил трубку и стул, да еще и сам ударился ногой о ножку стола. Взвыл от боли, но тут же собрался…
С тех пор минули восемь месяцев регулярных встреч. Обычно Лахджа являлась раз в неделю… паргоронскую девятидневную неделю. По синедням, когда Хальтрекароку нет дела ни до чего, кроме его бесценного шоу. Чтобы не тратить ни одного лишнего часа, она даже вручила Дегатти право на призыв.
Лахджа скрывала свои отлучки от всех. Счастье любит тишину. Она не рассказывала даже Сидзуке, не говоря уж о других наложницах… и Совнаре. Особенно Совнаре. Она подозревала, что пронырливому бушуку и так все известно, но ему, к счастью, нет дела до супружеской чести своего господина. Благо Лахдже он кое-что задолжал, так что пока та не выходит за рамки — рта не раскроет.
На самом деле у многих наложниц есть кто-то на стороне. Даже потрясающе любвеобильный Хальтрекарок все-таки не может в полной мере удовлетворять двести женщин. Любимицам он уделяет много внимания, но большинством остальных так, изредка разнообразит досуг. Некоторые и вовсе существуют как будто про запас, о них почти не вспоминают.
— Как твой ребенок? — спросил Дегатти. — Может, приведешь ее как-нибудь?
— Начинает лопотать, — ответила Лахджа. — Не хочу, чтобы она случайно нас выдала. Она все-таки еще ничего не понимает.
— Прямо как человеческие дети, — сказал Дегатти. — Я почему-то думал, что вы сразу рождаетесь… собой.
— Нет, это только гхьетшедарии и некоторые вайли. И только умственно. А у тебя как дела?
— Возвращаюсь в КА, — с легкой гордостью сказал волшебник. — С осени снова начну преподавать. Уже получил график на луну Вепря.
— О-о-о, ну это надо отметить! — обрадовалась демоница. — А как это тебя взяли?
— В смысле как это меня взяли?! — возмутился Дегатти. — У меня премия Бриара! Конечно, меня взяли!
— Но ты же обалдуй.
— Локателли тоже так сказал, — неохотно признал Дегатти. — Но я, знаешь ли, не последний в мире адепт Униониса. Я могу даже на ректорат претендовать.
— Как хорошо, что ты достаточно скромен, чтобы этого не делать, — поддразнила его Лахджа. — Твои желания умеренны, смертный. Вот тебе за это кусок сыра.
— Спасибо большое, — раскланялся Дегатти.
— Кстати, удивительно вкусный сыр, — тоже откусила Лахджа. — У нас в Паргороне не очень с кисломолочными продуктами. Из-за демонических эманаций любая молочка горкнет и портится. Мы ее в пространственных складках храним, чтобы защищать.
— Ну… неудивительно, — фыркнул Дегатти. — Даже крестьяне это знают. Бушук мимо пройдет — молоко и пропадет.
— А я ведь про это слышала, когда была человеком, — задумалась Лахджа. — Но думала, что суеверия.
— Не суеверия. Молоко рядом с демонами скисает быстрее. Оно очень чувствительно к скверне.
— Как думаешь, рядом со мной скиснет? — пристально посмотрела на сыр Лахджа. — Достаточно ли я скверная девчонка?
— Надо провести испытания, — хитро заулыбался Дегатти. — Снежок, свали в кошель.
— Это возмутительно, — сказал кот, когда его стали запихивать в микропортал. — Просто знайте, что я вас осуждаю.
Когда Снежок все-таки исчез в кошеле, волшебник и демоница захихикали, как заговорщики, и начали… эксперименты.
Домой Лахджа вернулась усталая, но довольная. И с трофейным сыром — головкой копченого и головкой простого. Прямо с этой добычей она отправилась в ясли, угостить дочь.
Только не очень много. Астрид в свои десять месяцев стала еще прожорливей и то и дело переполняла свой рудиментарный анклав. Она уже приучилась есть так, чтобы заполнялся только настоящий желудок, но иногда забывалась и начинала лопать слишком много и не туда.
Распространенная проблема у маленьких вайли.
— А что у меня есть? — радостно спросила Лахджа, входя в ясли.
Она совершила ошибку. Она совершила страшную ошибку. В полные демонят ясли вообще опасно заходить с едой, а уж тем более так демонстративно. Лахджу погребло под орущей лавиной, и она резко удлинила руки с сырами, вытянула к самому потолку.
— Дай мне! — злобно орал ребенок Лаиссалны. — Дай мне это, или я убью тебя, когда вырасту!
Он каждый раз что-то такое обещал. Всем. Это нормально для маленьких гхьетшедариев, они так даже со своими матерями разговаривают. Их, кажется, дико раздражает младенческий период жизни — интеллект уже как у взрослого, но тельце маленькое и слабое, ручки и ножки толком не слушаются, никаких суперсил еще нет.
— Господи, это просто сыр! — возопила Лахджа, раскидывая детишек. — Отвалите, вы не мои дети!