Рэйчел сказала, что будет ждать меня в кафетерии и даст нам время поговорить. Перед тем как зайти к отцу, я уже побывал у доктора Коллинза, и он заверил меня, что эта ночь прошла замечательно, и он может отпустить нас хоть сегодня, но, учитывая поведение пациента, он на правах лечащего врача, решил оставить его еще на день. Не представляю, каких усилий медперсоналу стоит присматривать за отцом. Он словно заноза в заднице. Или Гринч на Рождество – пока все радуются празднику, он сидит в самом дальнем углу комнаты и с хмурым взглядом взирает на присутствующих, мысленно заменяя их подарки на уголь. Все еще поражаюсь: как рядом с вечно недовольным родителем во мне сохранился оптимизм?
Слова Рэйчел не выходят из головы. Надо быть с ним помягче. Не то чтобы я не старался. Только и делаю, что целый год пытаюсь укротить дикого быка и найти с ним общий язык.
Нервно провожу носком ботинка по полу и упираюсь локтями в колени. Должно же быть хоть что-то, о чем мы можем поговорить? По-моему, мы этого не делали с того момента, как я научился связывать бессвязное лепетание в слова.
– Мама сказала, что собирается устроить ужин по случаю твоего возвращения домой.
– Как неожиданно. Меня же целую вечность не было, и мы так давно не ели фирменную запеканку, – ворчит он.
Закусываю губу и стараюсь не рассмеяться, потому что отец прав. Синтия Уитакер готовит свое любимое блюдо по случаю и без. Она нахваливает его случайным прохожим, хвастается особым соусом, но когда дело доходит до рецепта, смотрит на человека так, будто он только что сказал, что Техас – не центр всего мира.
– Где твоя девушка?
– Решила выпить кофе.
– Она милая, – с некоторой теплотой в голосе отзывается он.
– Да.
Это самая жалкая попытка начать разговор, которая была в моей жизни. Мы оба словно находимся на родео, где один неверный шаг может обернуться полной катастрофой и раздробленными ребрами. Хотя на родео куда безопаснее. Я не привык говорить с отцом о девушках. Один-единственный раз мы коснулись щекотливой темы, когда мне исполнилось четырнадцать, и он сказал, чтобы я думал о последствиях, если кто-нибудь попытается меня оседлать. Довольно специфичный совет для подростка, но и на этом спасибо.
– Ты собираешься с ней вернуться в Лос-Анджелес? – все с тем же недовольным видом интересуется он.
– Нет. Пока ты не поправишься, я никуда не уеду.
И снова с его губ слетает брань.
– Черт побери, что должно случиться, чтобы ты уехал? – устало произносит он.
– Дай подумать, – прикладываю указательный палец к подбородку и стучу по нему. – Например, ты перестанешь выгонять меня из дома или… как тебе идея: не выгонять меня из дома и принять помощь?
Пошло оно все! Мы не умеем разговаривать и никогда не будем. Пора признать очевидный факт: моему отцу проще найти язык с мулом, чем с собственным сыном.
– Я найму рабочих и не прикоснусь к загонам, только, бога ради, собери вещи и покинь Джорджтаун, – он говорит так тихо, что мне кажется, будто я ослышался.
От этих слов все внутри обрывается. Ему проще принять помощь чужих людей, но только не мою. Весь год он прогоняет меня из города, открытым текстом говорит, что не рад меня видеть, а я как полный идиот ломаю свою жизнь в угоду его характеру. Резко встаю со стула, и железные ножки противно скрипят по полу. Провожу ладонью по лицу, хватаясь за последние остатки самообладания. Клянусь, сейчас Джону Уитакеру может понадобиться скорая медицинская помощь.
– Знаешь что, возможно, я не самый лучший сын в мире и меня долго не было рядом с вами, но я вернулся, как только узнал о том, что ты сломал ногу. С каждого выигрыша отправлял вам деньги, чтобы хоть как-то помочь с расходами, и сломал свою жизнь, лишь бы как-то облегчить твое существование. Хочешь, чтобы я убрался из Джорджтауна? Прекрасно, я сделаю это, но не раньше, чем ты сможешь нормально ходить, так как тебе придется сделать это самому.
Клокочущая ярость распространяется по всему телу, и меня пробирает дрожь. Разжимаю и сжимаю ладонь в кулак, чтобы хоть как-то успокоиться. Отец смотрит на меня так, будто я какой-то малец, ничего не соображающий в жизни и не вижу очевидных вещей. Возможно, я слеп и правда не замечаю того, что находится у меня под носом, но мне все это осточертело. Он отворачивает голову, тем самым показывая, что разговор закончен и решение остается за ним.
– Ну как вы тут? – Веселый голос Рэйчел врывается, словно солнце в пасмурный день. Только в этот раз его лучи не согревают меня. Она держит в одной руке стаканчик с кофе, а во второй формочку, в которой замечаю шарик мороженого. – Никогда бы не подумала, что мне может понравиться больничная еда.
Словно почувствовав напряжение между нами, Рэйч замирает на входе и рассеянно всматривается в мое лицо, пытаясь вести безмолвный разговор. Закрываю глаза и делаю медленный вдох. Не хочу грузить ее семейными проблемами. Она уезжает послезавтра, остался всего один день, который я хочу провести с ней и не думать о том, что по какой-то невиданной причине отец на дух не переносит меня.