– О, он отправился в старую конюшню и потихоньку ее разбирает, – мама возводит глаза к потолку и тихо произносит имя Господа. – Ему не сидится на месте с того дня, как ты уехал. Все время что-то делает. Даже тот старый трактор продал, который ты починил.
Да что с ним такое?!
– Я схожу к нему, – отстраняюсь от Рэйчел, и она поднимает голову. – Если хочешь, пойдем со мной.
Мне не хочется, чтобы она стала свидетельницей нашего очередного теплого разговора с отцом, но и оставлять ее один на один с матерью – тоже не особо заманчивая идея.
Она качает головой, подносит свою руку к моей и обхватывает ее. Нежные тонкие пальчики касаются моей шершавой ладони в ободряющем и пропитанном пониманием жесте.
– Я бы посидела с миссис Уитакер и узнала побольше об этом грандиозном событии. Назревает что-то фееричное, и я хочу быть во всеоружии, – Рэйчел улыбается, но ее глаза говорят: «Я с тобой».
И в данный момент это все, что мне надо. Потому что я больше не могу выносить горделивый характер отца и каждый раз со страхом покидать дом.
Отец замахивается топором и разрубает бревно пополам. От силы удара по полупустому помещению разносится гулкое эхо. Берет следующее и снова проделывает эту работу самостоятельно, терпя боль в бедре и морщась от каждого удара. Рубашка промокла насквозь, седые волосы прилипли ко лбу, и отец резким движением откидывает их назад.
Будь моя воля, я бы продал семейное наследие и сделал так, чтобы родители наконец-то зажили нормально. Возможно, наши мнения в данном вопросе расходятся, но смотреть, как отец раз за разом все больше корчится от боли, становится просто невыносимо. И, думаю, в глубине души он со мной согласен, просто чертова гордость не позволяет признать данный факт.
– Дай угадаю, он чем-то провинился, и ты решил его снести? – подхожу к отцу и ставлю ногу на пенек, чтобы он прекратил истязать себя.
Отец проводит рукавом по лбу, вытирая пот, и врезает топор прямо рядом с моей ногой.
Дрогнуло ли у меня все внутри? Еще бы. Пробрало до самых костей, но будем честны – он уже не первый раз проделывает данную фишку.
– Не думал, что ты так рано приедешь, – отец отворачивается, перед этим мельком взглянув на меня, и берет с подноса, стоящего рядом, стакан с лимонадом.
– Иначе ты бы постарался сделать это гораздо раньше?
– Мои дела не зависят от того, находишься ты здесь или нет, – отрывисто бросает он и приваливается к деревянной балке, перенося вес на здоровую ногу.
Ну конечно, не зависят. Даже не сомневаюсь в этом.
– Что говорит доктор Коллинз? Почему не проходят боли?
К черту ранчо. Все, что меня интересует – здоровье упрямого старика.
– Это называется «возраст», Крис. Последствия перелома останутся со мной до конца отведенных Господом дней.
– Тогда, может, надо предоставить себе возможность отдохнуть и позволить мне помочь, чтобы твой друг на небе дал побольше таких дней? – язвлю от злости.
Брови отца сходятся на переносице, отчего морщин на его лбу становится гораздо больше.
– Не смей выражаться в моем доме подобным образом. Радуйся, что тебя не слышит мать, – в его интонации клокочет предупреждение.
Пинаю проклятый пень, и нога взрывается от дикой боли, расходящейся от кончиков пальцев и до бедра. Не самый умный поступок, но, черт возьми, как с ним разговаривать?
– И чего ты добился? – отец качает головой.
– Твоего внимания. Неужели ты посмотрел на собственного сына впервые за несколько недель?!
– Так ты за этим приехал? За вниманием?
– Нет, я приехал сказать, что нашел в Лос-Анджелесе хорошего физиотерапевта, который поможет тебе восстановиться и облегчить боль. Так что в ближайшее время поговорю с доктором Коллинзом о твоем переводе.
Пока я крутился перед камерой, как чертов Кен, Салли искала по моей просьбе хорошего физиотерапевта, который бы помог отцу. Главный критерий – никакого пафоса и как можно дальше от города, чтобы у него не было возможности сбежать, пока не пролечится весь курс. И Салли сделала это. Нашла отличного специалиста, практикующего в частной клинике Санта-Моники и с узким списком больных. Реабилитация обойдется в крупную сумму, но это последнее, о чем я думаю.
Отец устало качает головой и делает глубокий вдох. Клянусь, мне кажется, что весь воздух исчезает из разваленной конюшни.
– Я не просил тебя об этом, – он встает и, прихрамывая, обходит меня, будто я пустое место.
– Ну, спешу тебя обрадовать – твое мнение в данной ситуации меня не особо интересует. Я не собираюсь больше смотреть на то, как ты постепенно губишь себя из-за чертовой гордости, – выплевываю и, резко развернувшись, выхожу из чертовой развалины.
Будь проклято это старое ранчо с клеймом вечной привязанности! Если отец думает, что я позволю ему положить свою жизнь на алтарь нескольких гектаров земли и семейного дома, он глубоко ошибается. Он может отречься от меня и хоть сто раз заряжать свое чертово ружье, но я вывезу его отсюда и не позволю сгнить тут, как это произошло с его собственным отцом.
– Крис? – Тихий голос Рэйчел доносится из-за спины, и я вздрагиваю.