Париж: анатомия великого города

И в этот момент Абеляра настигла любовь. Священник собора Парижской Богоматери Фульбер нанял его в учителя богословия и философии для своей племянницы Элоизы. Молодой преподаватель еще до того снимал комнаты в доме Фульбера (довольно большом здании, которое можно и сегодня видеть на улице де ла Шануанесс на острове Ситэ) и не счел за труд таким способом отдать долг учтивости гостеприимному хозяину. Абеляр был самоуверен и тщеславен, не упускал случая похвастаться карьерой и блеснуть умом, был уверен, что производит неотразимое впечатление на женщин. Он был красив и знал толк в versi d’amore[41]. Элоизе было всего восемнадцать, почти на двадцать лет меньше, чем Абеляру, но девушкой она была лукавой, умной и, что особенно нравилось ученому, «полна того, чего ищет всякий любовник». Другими словами, девица была в соку и свободна.

Дни проходили в любовных играх и беседах. Ипостась Абеляра-ученого отошла на задний план («поцелуи превозмогли слова разума», как писал сам влюбленный). Последовали жалобы студентов, что их преподаватель перестал готовиться к лекциям, не выдвигал новых концепций, а только перерабатывал старые идеи, да сочинял любовные стихи. Запутавшись, Абеляр на время забросил свои обязанности и увез Элоизу в Бретань, где вступил с ней в тайный брак, у них родился сын Астролябий. Однако подвижный и склонный к логическим абстракциям ум Абеляра-ученого не был готов к семейному быту. Фульбер уговорил его держать брак в тайне и вернуться к преподаванию. Что было противозаконно: в те времена брак рукоположенного клирика-ученого был делом неслыханным.

Вернувшись в Париж, Абеляр совершил роковую ошибку: отослал Элоизу в монастырь Аржанталь на постриг. Фульбер, разумеется, решил, что Абеляр пытается избавиться от Элоизы навсегда. Дядя задумал месть: «Они сговорились против меня с яростной решимостью, — писал Абеляр, — и однажды ночью, пока я спал в своей комнате, подкупили одного из моих слуг и осуществили свою жестокую постыдную месть». Группа мужчин под предводительством Фульбера прижимала Абеляра к полу, а другие быстро отрезали оба его яичка.

Даже для того жестокого столетия это было слишком. Исполнителей преступления (кроме Фульбера) быстро поймали и в наказание кастрировали. Абеляру это принесло мало утешения: да, он прославился, но благодаря «подпорченным» гениталиям, а не таланту и победам в дебатах. Стремительным взлетом к высотам интеллектуальной элиты Парижа молодой ученый нажил себе немало врагов, которые теперь получили повод глумиться над несчастным философом-кастратом.

Сводя счеты с бывшим учеником, Росцелин опубликовал открытое письмо, в котором издевательски насмехался над увечьем Абеляра. «Определяющие мужчину органы отрезаны, — писал он, — и тебя нельзя называть Петрусом, теперь ты — Петрус с изъяном. Ты ставишь на своих гнусных письмах печать с изображением мужской и женской голов… Я собирался сказать про тебя много справедливых и очевидных истин, но, так как выступаю против неполноценного мужчины, не стану завершать и оставлю свой труд».

Научный конкурент Абеляра Фулько составил для несчастного перечень плюсов кастрации: теперь он мог, например, спокойно пройти сквозь толпу замужних дам или играть даже с обнаженными девушками. Он советовал Абеляру держаться подальше от «тайных сборищ содомитов» и ерничал: «Блаженны кастрировавшие себя ради царствия небесного».

Абеляр удалился в монастырь Сен-Дени, занял впоследствии пост аббата в обители Сен-Жильда в Бретани. Он снова обратился к изучению теологии и философии и, стремясь вернуть себе расположение высшего общества, принялся «заигрывать с интеллектуальным Парижем». В конце концов Суассонский собор осудил Абеляра за ересь: de jure за сомнения в хронологии церковного учения, de facto за то, что он умудрился сделаться врагом весьма влиятельного святого Бернарда Клервоского. Стараясь утвердить себя ученым мужем, вооруженным «орудием диалектического ума», Абеляр был повторно унижен личным приказом папы молчать.

Абеляр так и не разлюбил Элоизу: в лесах Сен-Дени он воздвиг храм Духа-Утешителя, «Параклета», и посвятил его возлюбленной. Этот порыв раздул пламя скандала, на жизнь Абеляра даже покушались. В последние годы жизни злосчастных любовников их роман вступил в новый этап, отношения приобрели еще более пикантный характер, о чем свидетельствует их переписка.