Париж: анатомия великого города

Общественное мнение, однако, было всецело на стороне бургиньонов. Иоанна считали крепким политиком, способным объединить нацию перед лицом внешнего врага и прекратить фракционную борьбу придворных. Карл VI к тому времени почти полностью потерял рассудок и в расчет не принимался. Бургиньоны заняли ведущие места в правительстве, обещали реформировать власть и облегчить налоговое бремя. Коррумпированных чиновников беспощадно увольняли и казнили. Но решительность бургиньонов граничила с бесконтрольной жестокостью, которая могла привести к печальным последствиям.

В 1413 году бургиньоны уничтожили всех, кто остался из партии арманьяков в Париже. Трупы арманьяков, как вспоминал современник, «словно свиные туши, кучами лежали в грязи улиц». Такие умеренные в своих взглядах парижане, как префект торговой гильдии Жан Жувеналь, не могли больше оставаться в стороне и способствовали возрождению парижской партии арманьяков, которые в результате вновь захватили столицу и удерживали ее в своих руках вплоть до 1418 года. Вернувшись, бургиньоны в тот год устроили традиционную кровавую резню.

Политические силы в Париже тех лет балансировали на грани хаоса. Такое положение дел было выгодно лишь англичанам — война между Британией и Францией как раз достигла апогея. И вот в 1420 году, заключив сделку с бургиньонами, англичане обосновались в столице. Рядовые парижане, уставшие от бесконечного конфликта, презирали захватчиков. Несмотря на плохое к ним отношение, англичане десять лет занимали правящие посты на правом берегу Парижа и ушли только после того, как проигрыш Англии в войне стал неминуем. Графы Солсбери, Саффолк и Уиллоуби обосновались на юге и получили обширные владения вокруг нынешнего Сен-Мишеля.

Изначально англичане обещали стабильность и прекращение кровопролития. Но оккупация стала самым мрачным периодом, который до того момента переживал Париж. Утвержденная таким трудом власть префекта (старшины торговой гильдии) и четырех его эшевенов (глав торговых гильдий) стремительно сокращалась: исчезла городская полиция, город больше не патрулировали по ночам, закон не удостаивался уважения, горожане в грош не ставили администрацию. Как только власти утратили контроль над виноторговлей, рынком дров, основных продуктов питания и речной торговлей, коммерция в столице увяла.

Парижу оставалось рассчитывать на английское финансирование (которое, кстати, так и не было выделено) и усилия (крайне неохотные) британцев в поддержке правопорядка. Мало кто из горожан присягнул бы захватчикам добровольно (те, кто это все же сделал, были повсеместно прокляты), так что англичане вменили клятву верности в обязанность. Пока парижский люд голодал, английские захватчики чванливо разгуливали по городу. Воспоминание об оккупации столицы английскими дьяволами долго жило во французском языке в выражении «d’anglois couëz» — «хвост англичанина». Это речевой оборот родом из парижского фольклора, из рассказа о путешествии святого Августина в Рочестер, где его унизили: пришили к одеждам свиные и коровьи хвосты. За это Господь покарал англичан, дав им свиные хвосты — признак всей нации.

После себя англичане оставили статуи, которые, как гласят легенды, словно по волшебству развалились на части в тот миг, когда французы одержали победу в битве при Кале в 1558 году. Все остальные следы оккупации, языковые и культурные, давно стерты из памяти горожан как нечто постыдное. Указатель «Английская улица», обозначающий место, где англичане в те времена пили, пели и буянили, уродуют с завидной постоянностью и сегодня — через шестьсот лет после оккупации.

При англичанах Париж впал в невиданное дотоле беззаконие. Хотя оккупационные власти издали указ, предписывавший горожанам ставить в окнах на ночь зажженные свечи, из страха за собственную жизнь никто из парижан требование освещать город не выполнял. Так что к концу столетия единственным источником освещения в городе (как, собственно, и во времена Филиппа Красивого) служили огромные факелы Гран-Шатле, башни Несле и кладбища Невинно Убиенных на юге.

Под покровом царящей в городе тьмы творились злодеяния, и стражники ежедневно по утрам рапортовали по меньшей мере о пятнадцати нераскрытых убийствах. Вместо того чтобы положиться на правительство, парижане искали знамений и обращали взоры и молитвы об избавлении от кошмара городской жизни к небесам. В августе 1400 года над городом прокатилась сильнейшая гроза, но осажденное население не смогло истолковать, что же тем самым разумел Бог. Очевидец утверждал: «Между пятью и шестью утра прогремел гром такой силы, что статуя Богоматери на алтаре в Сен-Ладре на крепком новом каменном постаменте раскололась на части, некоторые из которых вылетели даже на улицу. А в Ла Вийетт де Сен-Ладре молния ударила двух человек так, что их башмаки, одежда и куртки изжарились до корочки».

Глава двенадцатая Пляски смерти