Париж: анатомия великого города

Нет ничего удивительного в том, что непродолжительное правление Генриха проходило при дворе, известном своей сексуальной распущенностью (практиковалось все — от кровосмесительных связей до гомосексуальных оргий). Но это была лишь верхушка айсберга парижских нравов. Как в верхах, так и в низах общества моральные нормы были крайне размыты, каждый преследовал только свои интересы, жизнь не подчинялась ни человеческим, ни церковным правилам. Тех, кто охранял бастионы власти в стране, протестантизм более всего привлекал тем, что предлагал новый, ясный гражданский поведенческий кодекс. Католицизм ассоциировался с алчностью властей и коррупцией, с интересами, ограниченными сохранением собственных позиций и влияния.

Сразу после Варфоломеевской ночи Париж попал в руки основанной в 1576 году Католической лиги, которую возглавлял герцог де Гиз, считавший, что власть должна принадлежать только ему. Официально Лига подчинялась короне, в действительности же совершенно единолично и вольно управляла городом. Иерархия этой организации была гораздо жестче прочих известных религиозных обществ, ее проповедники открыто призывали народ к бунту и войне. Лига больше походила на военное образование, ее члены провоцировали демонстрации и кровавые выступления против протестантизма. В Лиге состояли несколько тысяч человек, но важнее всего то, что она пользовалась безграничной поддержкой парижан. Редкий случай политического вмешательства: в мае 1588 года Генрих попытался приструнить набиравших силу и популярность Гизов, поставил солдат на мостах, в Латинском квартале и в возможных очагах восстания в поддержку Лиги. При виде подобного откровенного ущемления прав парижане возмутились и принялись сооружать баррикады по всему городу. Генриху не осталось ничего другого, как тихо вывести своих солдат из опасной столицы и ждать, пока улягутся страсти.

А в Париже в это время стремление к плотским утехам сокрушило все барьеры и ограничения: религиозные, социальные и половые. Генрих предпочитал секс политике и окружил себя свитой из поклонявшихся ему смазливых юнцов — «les mignons», миньонов, или «милашек». Это они аплодировали монарху, явившемуся на прием в женском платье, и дали ему прозвище «Король содомский». «Миньоны» были известны всей Европе своими экстравагантными нарядами и фиглярством. Эдмунд Уайт описывал «миньонов» как «достаточно бисексуальных, чтобы сражаться друг с другом на дуэлях за благосклонность женщин», и достаточно храбрых, «чтобы защищать своего монарха, который во время религиозных войн между протестантами и католиками не раз подвергался нападениям». Простой люд ненавидел «милашек» за то, что те являлись ходячим воплощением разложившегося политического строя, где секс и деньги прокладывали дорогу к власти и привилегиям.

Генрих III был своенравен и жесток. Его шут Фоле однажды неосторожно заметил, что в Париже проживают не только богачи, но и бедняки, за что был порот и посажен в Бастилию. Подобная неприкрытая критика приравнивалась к прямой угрозе королю. Столетие шло своим чередом, фанатизм и убийства, царящие в Париже, сделали слово «парижанин» ругательным. В провинциях «парижан» не пускали в города, так как считали полубезумными религиозными фанатиками и потенциальными убийцами.

Контркультура

Очевидным всякому признаком падения нравов было количество проституток и попрошаек, встречавших путешественника на въезде в город. Даже жители городов, где уровень преступности был довольно высок, Анжера, Руана или Дижона например, поражались ордам парижских жуликов, воришек, увечных попрошаек, детей, продающих себя, пьяниц, бесстыдных шлюх и бандитов. Жильбер де Мец заметил, что в середине XV века в столице проживало 250 000 человек, и среди них 80 000 попрошаек. Скорее всего, это преувеличение, но количество вершившихся преступлений указывает на то, что в середине XVI столетия парижская преступность была более опасной и массовой, чем когда-либо в истории.

Многие жулики и бродяги, наводнившие город в первые десятилетия XVI века, в прошлом были солдатами из провинций, попавшими волей судьбы в большой город и не имевшими возможности вернуться в родные места. Как и во времена Вийона, преступление для таких людей было единственным способом выжить. Проституция также считалась более или менее достойной профессией и была единственным способом избежать беременности от насилия, которому подвергалось большинство девушек и женщин из простого народа.