В преступной иерархии были свои кланы: «les Courtauds de Boutange» — попрошайки, которые работали на улицах столицы лишь зимой; «les capons» — воры и грабители, которые работали в кабаках в одиночку, иногда им помогали ученики, которые отвлекали внимание толпы, вопя, будто их только что ограбили; «les Franc-mitoux» — больные-притворщики, чьи искусственные увечья могли обмануть даже опытного врача; «les Hubains» — владельцы поддельных свидетельств о том, что они были исцелены от сумасшествия самим святым Юбером и теперь собирают пожертвования, чтобы отправиться в паломничество и отблагодарить святого за спасение; «les Rifodés» — погорельцы, которые в сопровождении жен и детей побирались по городу, показывая жалостливой публике свидетельство о пожаре; «les Sabouteux» — эпилептики-одержимые, которые, катаясь по земле с пеной у рта, пугали горожан приступами судорог или внезапной яростной одержимостью демонами.
Сомнения в реальности «дворов чудес» высказывались уже давно, многие считали их литературной выдумкой. Историк Андре Риго утверждал, что рассказ Анри Соваля — детальное заимствование истории писателя Оливье Шеро. Последний, в свою очередь, скорее всего позаимствовал сюжет из рассказов некоего Пешона де Руби, который первым описал такой «двор чудес» в 1596 году в «La Vie généreuse des mercelots, gueux et boémiens» («Богатая жизнь жуликов, бродяг и богемы», издано в Лионе). Пешон де Руби заявлял, что потратил годы на изучение жизни этих людей, их языка, чтимых святых, профессиональной и социальной иерархии. Понятное дело, его описания преисполнены симпатии; нарисованное им общество ненавидит всякую власть и презирает деньги, считая их ловушкой для свободы. Главными условиями «настоящей жизни» считались свобода от любой работы и право проживать в любом месте на земле: богема Парижа стала своего рода прародителем анархистских групп XIX века, объявивших войну труду, семье и религии.
Улицы с самой зловещей репутацией дожили до нынешних времен. С XV столетия Большая Улица Сброда, как и прилегающая к ней Малая Улица Сброда известны как «coupe-gorges»: места, где режут глотки, где преступники всех мастей живут по собственным законам. Мало что изменилось в этой округе с тех пор: 21 сентября я сам наблюдал, как среди бела дня и на глазах напуганной толпы прохожих двое громил-сутенеров изрезали ножами лицо девушки.
Париж XVI века был наполнен мифами. Один из них, например, утверждал, что земля кладбища Невинно Убиенных, довольно небольшая территория на правом берегу Сены размером со среднюю городскую площадь, обладает чудодейственными силами. Она, мол, так сильна, что «съедает труп», иными словами, всего за несколько дней от тела остаются лишь кости.
Даже если и так, к концу XVI столетия древнее кладбище, основанное еще до прихода римлян, было переполнено. Чтобы освободить место для новых захоронений, древние останки беспрестанно эксгумировали и складывали в склепы-галереи на краю кладбища; улицы торговых и жилых кварталов, окружающих кладбище, славились ужасным зловонием, воздух застаивался даже зимой; летом можно было подхватить болезнь во время обычной прогулки по улице Сен-Дени.
Пугал горожан и миф о том, будто в пещерах, расположенных под столицей, поклоняются сатане. Некоторые парижане пользовались дурной славой пещер для собственного обогащения. Возможно, самым известным из них был некий Сезар, умерший в 1615 году в тюрьме (молва утверждала, что его там задушил сатана), который специализировался на том, что являл дьявола молодым «sérapiens» (сленговая инверсия слова «парижанин»), плативших ему за представление довольно большие деньги.
Примерно в лиге от Парижа, у дороги на Жантийи я нашел глубокий овраг, — писал Сезар в своей книге «Confession» («Исповедь»). — Когда я встречал желающих лицезреть дьявола, я вел их в овраг, но прежде брал минимум 45–50 пистолей и заставлял поклясться, что об увиденном они никому не расскажут. Я уверял их, что бояться нечего, только не стоит взывать к Богу или святым — это может разозлить сатану.
Во время сеанса шестеро помощников Сезара изображали фурий, зажигали факелы, кричали и завывали. Сезар монотонно и неразборчиво бормотал какую-то «дьявольскую» ерунду. Главным героем и кульминацией представления был злосчастный козел, выступавший в роли самого дьявола: его красили в алый цвет, и своим видом он гарантированно обеспечивал зрителям ночные кошмары на всю оставшуюся жизнь.
Глава семнадцатая
Темные времена
Истории и легенды о том, что в Париже живет сам сатана, распространились по всей Франции, так что без крайней нужды провинциалы в столице не появлялись. Слухи о том, что Париж — логово сатаны, всплыли вновь в XIX веке: Бодлер, Пьер Борель и Гюисманс приняли сторону дьявола, начали бунт андеграунда и революцию в эстетике эпохи. Однако в XVI веке ужас перед сатаной был реальностью, ему легко находили подтверждение.