Париж: анатомия великого города

Какое-то время казалось, что корона достанется видному члену Католической лиги и объекту поклонения парижских католических фанатиков герцогу Шарлю де Лоррену Майенскому. Общественное мнение и без того было на грани истерии: до Парижа дошли слухи об убитых в Лондоне католиках и замученных священниках. Герцог Майенский клялся после восхождения на трон очистить столицу от протестантов и лояльных Генриху III людей. Однако на трон вполне обоснованно претендовал гасконский гугенот, ведущий свое происхождение от Людовика Святого и названный Генрихом III официальным преемником, Генрих Наваррский.

Спустя несколько недель после убийства короля Генрих Наваррский выступил с юга в Нормандию, где его поджидали верные люди, на которых он мог положиться в борьбе с Католической лигой и советом Шестнадцати (по числу округов Парижа) — органом управления, составленным исключительно из ярых папистов, жестко державших власть в городе. До зимы Генрих наблюдал за обстановкой в Париже, выжидая удобного момента. Первый удар он нанес по Иври всего в нескольких днях похода от столицы. Но к тому времени герцог Майенский получил подкрепление из дружественной Испании. Однако одним решительным штурмом Генрих прорвал оборону испанцев и в начале мая был под стенами Парижа. Уверенные, что город удастся захватить быстро, войска разорили окрестные фермы. Ожидалось, что очень скоро Генрих войдет в город, приветствуемый толпой восторженных парижан.

«Хлеб мадам Монпансье»

Но ожидания нападавших не оправдались. Париж был богатым и зажиточным городом и сдаваться так просто не собирался. Первые две атаки оказались неорганизованными и слабыми. Смотревшему на город с Монмартра Генриху донесли, что парижане смеются над его отчаянной глупостью.

Генрих IV был настойчив и упрям. Понимая, что город находится в политической и военной блокаде, он обосновался под стенами столицы и в марте 1590 года объявил начало долгосрочной осады. Довольно легко он захватил Сен-Жермен-де-Пре и пригородные деревни Монруж, Исси и Вожирар. Оставалось захватить земли за стеной Филиппа-Августа, но они все еще находились под контролем Лиги. Генрих и его штаб считали, что городским властям не продержаться и полугода, пусть даже сам Бог на их стороне.

В начале осады контролировать город не составляло особого труда для Лиги. Проповеди священников полнились антипротестантскими лозунгами, Генриха называли антихристом, пришедшим отомстить за кровопролитие Варфоломеевской ночи и разрушить город до основания. Смутьянов и подозреваемых в шпионаже сбрасывали в Сену или вешали на площадях, всякому было дозволено их унижать и калечить. В каждом квартале Лига организовала милицию из местных жителей, некоторые отряды насчитывали до 3000 бойцов, которые хоть и трусили воевать, но священников страшились еще более. Пришло время, когда население начало умирать от голода, и управлять городом стало гораздо сложнее. Монастыри, приходы и церкви были обеспечены продовольствием надолго, но обычные горожане стали испытывать нужду уже в июне.

Первые признаки нехватки продовольствия проявились очень быстро и были очевидны: из города исчезли козы, лошади и ослы — их забивали и продавали по высоким ценам мясники. Затем подошла очередь кошек и собак, власти установили жаровни на всех городских площадях, где порция мяса и пайка хлеба доставалась каждому голодающему. У богатых граждан, вложивших деньги в дорогие меха, были реквизированы все шубы и шкурки, которые почти немедленно были съедены парижанами. И это было далеко не худшее, что пришлось испытать городу. Член Лиги и очевидец начала осады писал, что «бедняки ели собак, кошек, крыс, виноградные листья и разные деревья и травы. По всему городу на огне стояли котлы с варевом, в которое добавляли мясо ослов или плоть мулов. Даже шкуры этих животных готовили, продавали и съедали с огромным аппетитом. В тавернах и кабачках вместо вина люди пили настойки горьких трав. Если и удавалось найти белый хлеб для больного, то никак не дешевле экю за фунт. Я собственными глазами видел, как бедняки набросились на лежавший в придорожной канаве труп собаки, а также других, которые ели кишки, выброшенные в канализацию, или мертвых крыс, мышей, мозги мертвого пса»[61].

В начале лета смертность резко возросла, улицы города заполнили трупы. Каждое утро находили 150–200 тел умерших от истощения. С голодом пришли разные болезни: вздутые от водянки животы были обычными среди горожан. Больше не проводили парадов в честь Лиги, не звучали песни, раздавались только стоны умирающих и больных. Делегация бедствующих парижан выскользнула из города, обошла оборонительные сооружения и прибыла к королю с прошением о помиловании. Генриха тронуло состояние голодных просителей, и он дал разрешение покинуть город трем тысячам, сильнее других пострадавшим во время осады. На следующий день почти четыре тысячи человек вышли из города и попыталось уйти, но войска Генриха отогнали примерно восемьсот лишних беженцев, которые вернулись обратно, на верную смерть.