Париж: анатомия великого города

Король раздумывал недолго. Стать католиком его убедили не только доводы герцога Майенского, утверждавшего, что этот поступок станет знаком любви монарха к парижанам, но и увещевания его спутницы и любовницы Габриэль д’Эстре, мечтавшей о короне Парижа сильнее, чем о чем-либо. Помимо всего прочего существовала угроза, что испанцы поставят на французский трон своего кандидата, пусть иностранца, зато католика. Этого не желали никоим образом ни герцог Майенский, ни Генрих Наваррский. Стороны обратились за советом к богословам и в конце концов 10 мая Генрих объявил, что готов к обращению, произнеся свою знаменитую фразу: «Париж стоит мессы». Уже 25 июля на Монмартре Генрих торжественно принял причастие. Сторонники Лиги устроили антимонархический заговор. Незадолго до того в Париж из Лиона прибыл монах по имени Барьер, здесь он встретился с местным духовенством и предложил себя в качестве мученика, который убьет короля. Люди герцога Майенского раскрыли заговор, арестовали Барьера и сообщников, пытали их и сослали в тюрьму в Мелуне. «Столько священников хотят моей смерти, что же удивляться, что сердца человеческие полны злобы», — сказал по этому поводу король.

Генрих не входил в столицу до марта следующего года. К тому времени Париж подготовился к триумфальному въезду правителя, но сам город устраивать пышный прием отказался. Город теперь находился в «верных» руках, им управлял префект торговой гильдии Жан Лиллье. Чтобы не вызвать прямого столкновения с королем, Лиллье приказал испанским солдатам, которые все еще находились в Париже и хранили верность Лиге, преследовать вымышленный отрядов гугенотов, якобы объявившийся в провинциях. И вот 22 марта в четыре утра Лиллье лично открыл Новые ворота на набережной Лувра. В то же время эшевен Парижа Мартин Ланглуа открыл ворота Сен-Дени. Прошел час, и армия короля Франции тихо вошла в город. С первыми лучами восходящего солнца Генрих IV вступил в столицу. Его солдаты направо и налево раздавали листовки, которые оповещали, что монарх прощает Париж.

Толпы горожан сопровождали монарха во время шествия по улицам Сент-Оноре, де Ломбар и де Арси. Путь короля, которого Париж не видел целых пять лет, до моста Нотр-Дам занял два часа. Испанским солдатам, сторонникам Лиги и религиозным фанатикам было велено покинуть город, и все они подчинились. Никого не брали в плен, кровопролитие остановилось. Генрих был уверен в своих городских соратниках и спокойно занялся нейтрализацией и замирением врагов. Простые горожане превозносили короля за щедрость, радовались его благоволению и славили за прекращение конфликта. После пяти лет голода и сражений Париж обрел мир, хлеб и монарха.

Глава восемнадцатая Парадиз обретает черты

В конце 1590-х годов воспоминания о гражданской войне ушли в прошлое. Первой заботой Генриха IV и его советников стало восстановление Парижа. Это была не просто насущная необходимость, но и политически грамотный ход. Парижане не простили бы королю, если бы он не сдержал слова и не восстановил столицу в былой славе. Если точнее, Генрих и его близкие прекрасно понимали, что власть их все еще хрупка и нуждается в поддержке и великой столице, правя из которой легче преодолевать сложности, каковые непременно принесет будущее. Генрих, кажется, искренне полюбил городскую жизнь, был лично заинтересован в статусе Парижа, в том, чтобы превратить его в бурлящий жизнью динамичный город.

Бесконечные уличные стычки, осады, крупные сражения в предместьях и в центре финансово обескровили столицу и превратили в город развалин. Церкви и административные здания лежали в руинах. Даже самые богатые центральные улицы были не более чем грязными грунтовыми дорогами; лошадей или карету себе могли позволить лишь самые состоятельные горожане, прочим приходилось передвигаться, терпя слякоть и нечистоты. Новые здания строили из дешевых материалов и некачественно, лучшие из старых особняков были полуразрушены, обветшали из-за отсутствия ухода в прошлые десятилетия. Очевидным свидетельством запустения для всякого, кто в то время въезжал в город, было ужасное зловоние, источаемое застоявшимися водами переполненной канализации. Поговорка «Il tient comme boue de Paris» («Воняет, как парижская грязь») была известна всей Франции. Другая пословица, «Variole de Rouen et crotte de Paris ne s’en vont jamais avec la pièce» («Невозможно избавиться от двух вещей: от руанского сифилиса и парижского дерьма»), была известна всем и каждому и опять же описывала столичную грязь. Дома и улицы города кишели крысами, от болезней и мора умерли столько же парижан, сколько погибли от кровопролитных конфликтов гражданской войны.