Париж: анатомия великого города

Кальвинисты особенно увлеклись театральными драмами с морализаторским уклоном («Le Pape malade» — «Больной папа» — типичное название пьесы 1560-х годов) и, как они это называли, «научной поэзией», в произведениях которой человек исследовался с исторической, политической и богословской точек зрения. Агриппа Д’Обинье и верный Генриху IV гасконец Гийом дю Барт являются яркими представителями этого литературного течения, восхищавшего Мильтона и многих других. Придерживавшиеся христианского гуманизма Рабле и Монтень симпатизировали церкви в ее увядшей славе и составили оппозицию Кальвину и его ученикам. Знаковым произведением этой литературной традиции является «Мениппова сатира» — компендиум антикатолических произведений различных писателей-гуманистов, соединивших свои идеи в поиске «третьего пути», отличного от учения Кальвина или его врагов-католиков.

«Мениппова сатира» состоит из трех частей: карикатурного вступления, высмеивающего панъевропейские амбиции католической Испании, центральной части, составленной из стилизованных речей жадных и глуповатых вымышленных деятелей Католической лиги, и финала, полного эпиграмм. В названии обыгрывается имя античного сатирика Мениппа из Гадары, а суть произведения в стремлении перевернуть реальность вверх тормашками, как это делали киники, последователи греческой школы III века до н. э. После 1593 года списки этой пьесы открыто ходило по рукам среди парижан. Парижские обыватели, любители посмеяться над церковью, не испытывавшие благоговения перед богословскими догмами, были в восторге. А слухи о том, что текст был прочитан и выверен священником Леруа из Руана, лишь подчеркивали важность произведения для читателей. Примечательно, что авторы произведения не только объясняли простым языком логику восхождения Генриха IV на трон, но посмели сравнить Париж с Иерусалимом — что было если не ересью, то весьма натянутым сравнением, так как город XVI века еще не выкарабкался из разрухи, учиненной сектантами.

Озаренный убийца

Всякому было очевидно, что при Генрихе IV жизнь в Париже стала легче и привлекательнее. Преступность тем не менее продолжала беспокоить власти: король лично занялся усилением городской стражи, удвоил ее число и повысил охранникам плату. В 1607 году у Шатле начали строить казармы, а размещение отрядов стражи в каждом квартале и организацию патрулирования монарх курировал лично. Грабежи и убийства все еще были обычным делом, но теперь случались куда реже, чем в конце прошлого столетия. Король с пренебрежением отнесся к ряду покушений, считая такие инциденты частью «работы монарха». Обаятельный Генрих также без лишней скромности разъяснил, почему и каким образом преображение столицы является еще одной обязательной составляющей работы короля: «Все просто: когда хозяина дома нет, наступает хаос, а когда он возвращается, все приходит в порядок само по себе, и на основе этого порядка можно планировать дальнейшее развитие».

В городе еще оставались много граждан, не принимавших преобразований, происходивших с подачи бывшего «протестантского еретика и разнузданного выродка» Генриха. И по сю пору в городе жили и продолжали подпольную антимонархическую агитацию верные сторонники Лиги, они привлекали в свои ряды священников, монахов и даже склонных прислушиваться к их идеям аристократов. Они утверждали, что Париж остается католическим городом, является наследником славы и миссии Рима, что теперь он попал в руки дьявольского лжеца, вора и чудовища-антихриста.

Франсуа Равальяк принадлежал к числу фанатичных приверженцев этой точки зрения. Это был пугающе аскетичный фанатик-монах и неудавшийся преподаватель из Ангулема. Равальяк утверждал, что напрямую общается с Богом, его посещают пророческие видения, он видит врагов Господа истекающими кровью, убитыми или обращенными в бегство. Его ненависть к королю и новому городу — который не Иерусалим, но ад! — получала дополнительную подпитку: в своем родном, издавна протестантском городе Равальяк видел антиправительственные представления, полные легкого лукавства, иронических насмешек и неоспоримой логики комедии. В апреле 1610 года в Эстампе, посетив постановку протестантской пьесы «Ессе Ното», Равальяк осознал, что ему предстоит осуществить свое предназначение — убить короля и спасти Париж. Монах без промедления отправился в столицу.

Равальяк уже бывал в Париже, искал встречи с монархом, приезжал, чтобы призвать короля изгнать протестантов из страны. В этот раз Франсуа вновь отправился к королевской резиденции, пообщался в Лувре со слугами и несколько дней бродил по округе. 10 мая в городе он приобрел большой нож.