Париж слезам не верит

Каково же было его удивление, когда в прошлый четверг барышня вновь свалилась ему на голову! Причём сделала это в одной ей свойственной манере. Ближе к полудню в кабинет Закревского долетел из приёмной громкий визг. Неведомая посетительница верещала так, словно на неё напали янычары. Твёрдо усвоив, что дамам в Главном штабе не место, Арсений распахнул дверь. В его планы входила гневная тирада по адресу незнакомки и поголовный выговор письмоводителям. Но готовые сорваться слова застыли, так и не вылетев.

На стуле возле конторки столоначальника стояла Аграфена, прижимая к груди розовую сумочку и подобрав края муслиновой юбки. При этом её стройные ноги в белоснежных чулках обнажились чуть не до колен. Внизу по полу метались две толстые крысы, со всех сторон загоняемые секретарями, точно доезжачими на ловле. Дураки били по доскам папками и орали.

— Аграфена Фёдоровна, что за комедию вы опять устроили? — справившись с первым изумлением, обратился к гостье Закревский. — Слезайте немедленно.

Толстая заверещала ещё громче.

— Вы разве не видите? — Её рука царственным жестом указала на пол. — Развели крыс! Что за порядки, право?

Она ещё будет ему указывать! Арсений решительно подошёл к стулу и без особых церемоний сгрёб Грушу в охапку.

— Не желаете ходить своими ногами, поедете у меня на плече.

Под неодобрительный гул голосов дежурный генерал понёс гостью через все присутствие к выходу.

— Что вы себе позволяете?! — возмущалась она. — Просто какой-то мужик с ярмарки! Я дама, в конце концов! Я столбовая дворянка…

Арсений поставил красавицу на пол.

— Что я себе позволяю? — свистящим шёпотом повторил он. — Да мне и в страшном сне не пригрезилось бы поступить так с кем-либо, кроме вас, графиня. Какого дьявола вы явились сюда? Я же просил вас сидеть в Пензе?

— Бог мой, как вы грубы! — возмутилась Аграфена. — Вообразите, мне стало скучно. День сижу, два… Неделю. Ну, думаю, довольно. Ведь недели довольно? Чтобы всё улеглось, обычно хватает недели.

— Это если речь идёт о ваших похождениях, — ядовито вставил Закревский. — А если о покушении на убийство, то иногда и нескольких лет мало.

— Лет? — переспросила мадемуазель Толстая. Её небесно-голубые глаза округлились. — Но вы же не хотите, чтобы я состарилась в Пензе? Меня похоронят там, и вы будете считать свой долг выполненным!

Генерал не мог не рассмеяться её ужасу.

— Я всего лишь хочу уберечь вас от ненужного риска.

— По-вашему, мне теперь и жить нельзя? — возмутилась она. — Если кому-то вздумалось на меня покушаться, то он скорее откроет себя, когда я буду в столице. Поймите, Сеня, я не боюсь. Вы же не боялись один с саблей броситься на толпу, защищая де Толли.

Закревский был удивлён её осведомлённостью.

— Вы наводили обо мне справки? — поморщился он.

— Нет. О вас говорили тогда у тётушки в гостиной. Я запомнила.

Это было чертовски приятно. Но, чтобы скрыть смущение, Арсений произнёс нарочито грубо:

— А зачем вы притащились в присутствие?

Аграфена не смутилась.

— А-а, здесь вот какая история. Совсем не имеет отношения к делу. Мы с подругами придумали такую игру. Право, от скуки. Ничего противозаконного.

Закревский не понимал, куда она клонит.

— Нашим любовникам надоело, так сказать, вкушать плоды с одного древа. Хочется обойти все яблони сразу. Мы сказали, что это дорогого стоит и что человеку, который в одну ночь познает сразу столько прекрасных дам, назавтра уже и жить незачем. Они же твердят, что счастливец, которому доведётся провести подобную ночь, может дать обязательство застрелиться утром… Нужно составить договор, заверить у нотариуса, с печатями, всё, как положено… А вы единственный из моих знакомых, у кого есть гербовая бумага.

Генерал подумал, что она издевается. Но лицо гостьи оставалось простодушно-спокойным. На нём нельзя было прочитать и тени усмешки.

— Вы, сударыня, рехнулись? — спросил он, почти ласково.

Толстая пожала плечами.

— Ну, никто, просто никто не хочет помочь. — Видно, это было не первое присутствие, куда она обратилась. — Что вы за люди? Сами не живёте и другим не даёте! Присоединяйтесь к нам и проводите время весело!

— Слуга покорный! — взвыл Арсений. — Отыметь по кругу, сколько вас там?

— Двенадцать, — с готовностью сообщила Аграфена.

— Двенадцать баб. А потом застрелиться. Это бы меня очень развлекло!

— Но ведь всё понарошку, — ныла мадемуазель Толстая. — Можно зарядить пистолет шариком с клюквенным соком или чернилами. Согласитесь, ведь совершенно нечего делать…

Ни слова больше не говоря, Закревский повернулся к ней спиной, быстрым шагом направился в кабинет, взял со стола полстопы толстой гербовой бумаги, вернулся в коридор, всучил просиявшей от радости Аграфене, схватил её за плечи и почти силой выставил из подъезда Главного штаба. Потом уже медленнее побрёл к себе, сел, как повалился, за нескончаемый стол, с ненавистью глянул на громоздящиеся папки и процедил: «Совершенно нечего делать…»

Париж