Париж слезам не верит

Воронцов спрыгнул и, не дожидаясь, пока верблюд опустится на колени, протянул девушке руки. Она была так перепугана участью сестёр, что соскользнула вниз, не думая об изящности движений. Лишь бы поскорее оказаться на своих двоих! Граф поймал её, но, поскольку и его после «качки» пошатывало, сделал это недостаточно ловко. Из-за высоты он не мог просто позволить ей опереться на руку и соскочить самостоятельно. Его ладони скользнули по бёдрам — шёлк платья не дал им остановиться — не задержались на талии, и вместо того, чтобы подхватить спутницу под подмышки, граф принял её под грудь. Что, конечно, было крайним нарушением приличий. Слава богу, все смотрели не на них.

Лиза залилась румянцем и, пробормотав: «Благодарю», — опрометью бросилась к кузинам. Те, что скакали на караковом, тоже уже спустились. Они толкались возле двух «потерпевших» сестёр и, ахая, оправляли на них юбки. Лишь у одной хватило ума повернуться к спасителю и высказать ему самую тёплую признательность за совершенное геройство.

Подошедший Михаил узнал своего тёзку — начальника штаба 7-го пехотного полка генерал-майора Орлова. Это был тридцатилетний бравый воин с добродушным круглым лицом. Он казался бы красив, если б, подобно Бенкендорфу, не обзавёлся раньше времени обширной лысиной. Завитые пряди по её бокам стояли, как крылышки амура. Во всей его большой фигуре, в мягкой манере держаться и в той застенчивости, с которой он принимал нежный лепет девичьих похвал, сквозило что-то рыцарское.

Заметив командующего корпусом, он сначала отдал ему честь по всей форме, а когда Воронцов, бывший с ним в одних чинах, жестом остановил щёлканье каблуков, протянул руку.

— Полагаю, Мишель, тебе сегодня положен крест, — сказал граф, пожимая широкую ладонь Орлова. — Всяко в жизни видел, но такого…

К ним подошёл Бенкендорф и тоже поздоровался.

— Надобно всех немедля перезнакомить, — заявил он. — Лиза нам поможет с представлением.

Мадемуазель Браницкая, уже оправившаяся от смущения после куртуазного спуска с верблюда, приблизилась к кавалерам и сделала глубокий реверанс. Сначала Бенкендорф представил её Орлову, и она очень твёрдым, спокойным тоном поблагодарила его за спасение кузины. Воронцов удивился изменению её голоса, в нём послышались какие-то новые, повелительные нотки. Потом Лиза подвела господ генералов к девицам Раевским и по очереди представила каждого каждой. Процедура с приседаниями и целованием рук заняла немало времени. Зато Мишель Орлов открыл, что нимфу, не забывшую сказать спасибо, зовут Екатериной. Лица остальных слились для него в сплошное пятно.

— Я сегодня же расскажу матушке о том, чем мы вам обязаны, — со светской улыбкой сказала Лиза, обращаясь к пехотинцу. — С пятницы она начинает принимать гостей. Прошу покорно не обойти наш дом и быть на обеде в два. Вас, господа, — Браницкая повернулась к Воронцову с Бенкендорфом, — также просим непременно сделать нам честь визитом. — И потом уже проще добавила: — А тебе, Саша, стыдно будет не зайти к маменьке в любое время. Между нами какие церемонии?

— Лиза, Лиза, Лиза! — перебил её Шурка. — Обед — это замечательно. Но что, балов-то тут нет совсем?

— Забыла, — извиняющимся тоном произнесла Браницкая. — В среду, с шести, бал даёт графиня Головина в особняке на улице Вожирар. Там все и встретимся. Ты представишь господ генералов матушке. А сейчас нам пора.

Кузины тем временем разобрали свои зонты, мосек и, составив вокруг Лизы нечто вроде благородного пансиона на прогулке, двинулись прочь.

Когда Орлов откланялся, Михаил повернулся к другу:

— Ты заметил, как она переменилась? Нечто странное. Такая вдруг решительная манера.

Христофорыч пожал плечами.

— Ничего удивительного. Ей приходится сидеть между двумя стульями. Когда Лиза одна — она барышня. Когда пасёт невинных овечек, которым, кстати, не кузина, а тётка — старшая родственница, tante. И положение обязывает. Ведь они гуляют под её присмотром. Оцени!

— Я думаю, это неправильно. Она и сама слишком молода.

— Не так чтобы слишком. Ей двадцать шесть. И, знаешь, участь её незавидна.

— Почему?

— Представь, она младшая дочь, почти старая дева, живёт при властной и уже беспомощной матери. Вынуждена исполнять её капризы и ухаживать, как за ребёнком. Любой взбесится. А я ни разу не видел, чтобы Лиза роптала, жаловалась, повышала голос. У неё реки кротости, моря кротости, океаны кротости! — с энтузиазмом воскликнул Бенкендорф.

— Если она такая распрекрасная, то почему ты женился не на ней? — подтрунил Михаил.

— Я же немец! — возмутился Шурка. — А её матушке нужен русский зять. Непременно! Они со стариком Ксавье разодрались в клочья. Тот увёз старших детей, всех женил в Польше. Графиня отбила дочь, как последний бастион. И требует русского брака. Говорит, что ляхи и так испортили им породу. Начала вывозить девчонку лет с пятнадцати. Да всё без толку.

— Что так?