Париж слезам не верит

Арсений расслабился. А почему бы и нет? В конце концов, последний раз на балу он был еще перед войной. Его не слишком смущал рост дамы. Если присмотреться, все со стороны выглядят комично. Вот, например, Петрохан. Ему, с кем ни танцуй – все равно любая партнерша ниже пояса! И сейчас Волконский, как нарочно, выбрал самую крошечную барышню в зале. Генерал знал, что в душе грозный начальник Главного штаба обожал все маленькое, хрупкое, субтильное и деликатное. Например, турецкие кофейные чашечки, дюжина которых запросто умещалась на его здоровенной ладони, как на подносе. Коль скоро Петр Михайлович имел привычку пить кофе на службе, то его слабость была известна подчиненным.

– А кто идет в паре с его светлостью? – осведомился Арсений у Толстой.

– О! – Аграфена сделала страшные глаза. – Это его новая любовь, Лидия Жеребцова. Уже все заметили. Он перед нею просто немеет. Очаровательная крошка! Но себе на уме. Троюродная племянница супруги Нессельроде. Словом, седьмая вода на киселе. Дядя ей, конечно, помог пристроиться. Она фрейлина великой княгини Александры Федоровны. Лидия хоть и хорошего рода, но почти без приданого, во всем зависит от Карла Васильевича…

– Подождите, подождите! – взвыл Закревский. Он не понимал, как женщины способны выпалить столько сведений за раз. – Значит, князь Волконский влюблен?

– Натурально.

– А его супруга?

– Я вас умоляю!

– И эта коротышка близка к Нессельроде?

– Ну, таких подробностей я не знаю, – смутилась Аграфена.

– Не в том смысле. Дядя ею управляет?

– Он ее содержит. Без его милости ей некуда идти.

– А почему вы думаете, что она себе на уме?

– Весьма заметно. Крутит с мужем и в прекрасных отношениях с женой. Впрочем, это часто бывает… Но тут другой случай. Вы знаете княгиню. Она никого не считает себе ровней. Разве только принцев крови. Втереться к ней в доверие, да еще запросто ездить в дом, это надо уметь!

– Мадемуазель Жеребцова ездит в дом Волконских? – поразился Арсений. Он недаром искал Толстую! Правда, выспросил у нее совсем не то, на что рассчитывал, ну да не беда. – Часто?

– Я служу у них привратником? – фыркнула Груша. – Говорю то, что все говорят.

– Жаль, нельзя узнать, когда эта крошка бывала у княгини в последнее время, – протянул генерал.

Толстая задумалась, наморщила носик, покусала губку и при смене фигур вдруг заявила:

– А это вовсе не трудно!

Арсений весь обратился в слух.

– Ее светлость, как вы, должно быть, заметили, немного… того. Иной раз себя не помнит. Так вот, доктор ей посоветовал все записывать. Для концентрации памяти. Вести дневник по числам. Иметь особую тетрадь, где помечать, что она куда положила, кто ей что подарил. А то бедняжка видит вещь и не знает, откуда взялась. Вздумает кому-нибудь презентовать, ан уже дареное…

– Груша, что ты хочешь предложить? – поторопил даму Закревский.

– Что по этой тетради можно узнать, когда у Волконской была Лидия. Ее светлость и визитеров записывает. А коль скоро она очень высокопоставленная дама, то такие календари скоро у всех тут войдут в моду.

Арсений призадумался. Знакомство с записями княгини было делом соблазнительным. Но он сразу отмел возможность получить их через Петрохана. Почтет вмешательством в дела семьи – и будет прав. Генерал не хотел заранее причинять князю боль. Изобличить Жеребцову пока нечем. Прийти с голыми подозрениями относительно жены и любовницы – оскорбить хуже некуда. И так человеку тошно.

Значит, предстояло действовать через слуг. Грустная насмешка судьбы крылась в том, что иных денег на «тайную операцию», кроме врученных Петроханом, у Закревского не было. Следовательно, придется подкупать холопов Волконского на его же рубли.

Париж

Если вашего коня зовут Копенгаген, он датской породы и ему перевалило за второй десяток, вы в праве рассчитывать на его спокойный нрав. Веллингтон всегда был уверен в рыжем. Это красивое флегматичное животное досталось ему в 1807 году во время датской войны. С тех пор они не расставались. Жеребец был смирный, не боялся корабельной качки, не кусался, не лягался, обладал удивительной выносливостью – это выяснилось уже в Испании – и ел, что давали. Воюя в Пиренеях, Артур сам вышелушивал для него зерна из колосьев и делился своей порцией. Ему казалось, что конь понимает и благодарен хозяину.

Назвать жеребца в честь побежденной столицы датчан Уэсли придумал сам – это была самая удачная его шутка. Впрочем, как и война, не занявшая трех дней. Нельзя позволять Бонапарту иметь базу на Балтике, а потомки викингов подписали с ним союз. Трусы! За это генерал Уэсли, победитель индусов, отнял у них столицу. И коня. Самого лучшего в мире.

Сейчас старина Копенгаген рысью бегал по кругу. Берейтор держал его на длинном поводе и старался не подстегивать, позволяя жеребцу самому выбирать скорость бега. Окна герцогского будуара глядели как раз на вольт, и Веллингтон время от времени бросал на улицу рассеянный взгляд. Ему хотелось самому подержать коня на поводе, герцогу чудилось, будто жокей слишком дергает и натягивает ремень…