Парижская любовь Кости Гуманкова

Мишка ответил что-то уклончиво-неопределенное и, чтобы уйти от чреватой темы, перевел разговор на потрясший тогда весь Демгородок случай с молоденькой женой бывшего министра внешней торговли. Она очень хотела ребенка, но у них никак не получалось, видимо, потому, что супруг все силы отдавал делу преступной переброски за рубеж российских национальных богатств. И вдруг, уже в огородном плену, получилось! Несчастная женщина долго скрывалась от медосмотров, но на пятом месяце ее разоблачили, увезли в областную больницу и там сделали так, что она уже при всем желании не смогла бы нарушить пункт 33б «Внутреннего распорядка спецпоселения ДГ‐1».

– Господи! – прошептала Лена. – Я бы не пережила…

А первый поцелуй Мишка выиграл у нее в споре. Спорили, разумеется, по поводу «Розового купидона». Шумная эта история началась с того, что изолянт № 49 (бывший лидер Всероссийской земледельческой партии) внезапно решил написать новейшую историю демократии в России. По образованию он был библиотекарем, но, выгнанный с работы за хищение книг из абонементного отдела, с головой ушел в политику. Рабочий класс и интеллигенция были тогда уже вроде при лидерах – и он объявил себя главой несуществующей земледельческой партии, а в доказательство в Александровском саду, прямо возле Кремлевской стены, разбил огород – с редисочкой, укропом, картошечкой…

Дважды ОМОН вытаптывал его грядки и увозил земледельца в машине с пронзительной сиреной, на третий раз сердобольный народец отбил несчастного и, стихийно митингуя, проводил до дома. Об этом писали тогда все крупные западные газеты, а сам момент «отбивания» попал в хронику Си-эн-эн. Через несколько дней неведомые доброжелатели сняли для земледельческой партии роскошный офис, который очень быстро стал наполняться присылаемой со всех концов света оргтехникой – компьютерами, ксероксами, телефаксами… Избыток техники пришлось выгодно продать – и таким образом появилась партийная касса. Ну а раз есть партийная касса – число членов партии стало стремительно расти…

После переворота лидер земледельцев был, конечно, арестован, но не за политику, а за то, что выделенную ему безвозмездно землю для организации Новгородской фермерской республики он втихаря продал за бешеные деньги. Впрочем, на поверку деньги оказались не такими уж бешеными – и довольно быстро улетучились в «Осинке». Тогда бывший земледельческий лидер попытался кормиться с огорода, но так как всходы никто теперь не вытаптывал, выяснилось, что дело это, в отличие от библиотечного, грязное и хлопотное: то редиска в стебель пойдет, то на лук нападет мучнистая роса, то картошку пожрет колорадский жук. И вот тогда он решил написать новейшую историю демократии в России, о чем и оповестил общественность через газету «Голос». Общественность, в особенности некоторые наисторичившие личности, забеспокоилась, как бы он что-нибудь там не перепутал, и стала довольно часто заглядывать в домик № 49 – подсказать, уточнить, прокомментировать, обозначить… А поскольку идти в гости с пустыми руками неловко, то приносили кто домашних огурчиков, кто клубничного варенья, кто вообще замысловатую бутылочку из «Осинки». Осознав всю полезность историографии, сразу пять или шесть поселенцев тоже объявили себя активно функционирующими летописцами. Но общественность отнеслась к ним как к самозванцам, а профессиональным Нестором новейшей российской демократии продолжала твердо считать бывшего земледельца, который весь отдался своему ответственному труду, а в огород теперь выходил лишь подышать свежим воздухом и обдумать особенно амбивалентную фразу. Более того, он получил от генерала Калманова разрешение проводить в клубе исторические среды, иными словами – читать заинтересованным лицам и просто любопытствующим фрагменты своего исследования.