Парижская любовь Кости Гуманкова

– Потому что боги нисходили к возлюбленным в виде золотого дождя или белоснежного лебедя, а потом исчезали… А полубоги оставались жить с любимыми на земле. Ты не исчезнешь?

– А ты?

– Я первая спросила!

– Нет…

– Не исчезай! Ты самый лучший в мире мужчина!

– Да уж… Тебе и сравнить-то не с чем…

– А зачем сравнивать, если ты все равно самый лучший в мире мужчина!

В тот миг Курылев постарался забыть, что любое пособие по гармоничному сексу рекомендует, особенно женщине, хвалить партнера как можно чаще и беззастенчивей. Он просто блаженно лежал рядом с Леной, гладил ее восхитительную кожу и думал о том, что, даже побывав в объятиях свинопаса, принцесса остается принцессой. Конечно, свинопас не становится после этого принцем, но свинопасом все-таки быть уже перестает… Хотя бы чуть-чуть… И еще он думал о том, что у него есть минуты полторы, потом нужно вскакивать и менять бобину с пленкой…

С тихим стрекотом работал кинопроектор. Конический луч, пробивающий темноту кинозала, напоминал опрокинутое набок воспоминание о пирамиде. Фильм назывался «Моя четвероногая подружка».

8

Утром, въезжая в Демгородок, Мишка был настолько рассеян, что чуть не отдал дежурному спецнацгвардейцу вместо путевки-наряда записку, которую собирался вложить в тайник. На тетрадном, вчетверо сложенном листке было по клеточкам выведено:

НИКОМУ НЕ ГОВОРИ, Я ЧТО-НИБУДЬ ПРИДУМАЮ.

ПРИХОДИ СЕГОДНЯ В 17.00 К НАМ.

Конечно, на это небезопасное свидание Мишка решился не сразу. Но он рассуждал так: уход Лены из дому едва ли вызовет подозрения у дежурного в будке. Мало ли куда она могла пойти: в медсанчасть – взять лекарства для больного отца, на пруд – прогуляться, в «Осинку» – поглазеть на головокружительную витрину. Кстати, ничего странного, если молодая изолянтка, у которой давно кончились талончики, полчаса стоит и рассматривает затейливую пирамиду, выстроенную из коробочек с французской косметикой. А тем временем Курылев должен выждать совершенно безлюдный момент и подать ей сигнал. Дверь будет заранее отперта, и Лене останется только одним духом взлететь по проклятой железной лестнице. Если кто-нибудь в этот миг все же появится, она сделает вид, что ветром у нее сорвало косынку и занесло аж сюда, на такую вот высоту. Один раз, в их ненасытный медовый месяц, они эту операцию проворачивали, и все прошло хорошо. Только притащившийся немного позже Ренат минут десять барабанил в дверь, но они затаились и, чтобы не расхохотаться, непрерывно целовались. От мысли, что они наконец-то снова останутся одни, у Мишки серебряными иголочками закололо все тело. «Юрятин убьет!» – обреченно подумал он.

Без особых трудностей определив записку в тайник, Мишка сделал крюк и, проезжая через «Кунцево», опустил стекло, высунул руку и громко похлопал по внешней стороне дверцы. Это означало: «Срочно забери письмо из тайника». Лены в палисаднике не было, скорее всего, она сидела рядом с больным отцом, но Курылев знал, что, услышав звук подъезжающей машины, она подошла к окну и внимательно смотрит в щель между занавесками. Это точно! Пропустить или не обратить внимания она просто не могла: машины по демгородковским улицам разъезжали редко – разве что если кто-нибудь умирал…

В тот день Курылев работал ударно, к четырем уже освободился и отогнал «дерьмовоз» в гараж, где к нему ни с того ни с сего привязался как всегда пьяненький начальник гаража штабс-капитан Зотов. «Как технику содержишь?» – орал он и смотрел на подчиненного с таким возмущением, словно Мишка возил на своей ассенизационной машине исключительно галантерейные товары. Чтоб отвязаться, пришлось подарить Зотову заначенную для экстренных случаев бутылку «адмираловки». Душ пришлось принимать уже наскоро, и Курылев на всякий случай вылил на себя целый флакон пеномоющего средства «Морской волк».

Но когда без трех минут пять, демонстрируя трудно дающуюся неторопливость, Мишка подходил к киноторговому центру, то сразу почувствовал неладное. Так оно и оказалось: возле «Осинки» бушевала драка. Первым делом Курылев отыскал глазами Лену: прижавшись спиной к витрине, она с ужасом и презрением смотрела на происходящую разборку. Били изолянта № 62 – толстого человека, похожего на выросшего до ошеломительных размеров крота.