Парижские сестры

Какое-то мгновение она изучала выражение его лица. Он все еще пытался сохранять видимое спокойствие. Но тени под его глазами и горькие складки вокруг рта выдавали, насколько сильно он страдает. Виви явно была для него кем-то большим, чем агент сети, которую он, можно сказать, контролировал. Возможно, она действительно была его любовницей. А то, что о нем было известно, приобретало теперь новый смысл. Все те женщины, которых он сумел привлечь – могли они играть не только одну роль? Смог ли он убедить и других стать агентами, сделать их частью сети, как поступил с Виви? И были ли эти «люди внутри», о которых он упоминал, «серыми мышами», которых он угощал обедами и одевал в платья от кутюр, – действительно ли они являлись источниками информации с авеню Фош и из тюрьмы во Френе? Она всегда тепло относилась к нему, да что там – она вверила ему свою жизнь. Но теперь ее начал терзать вопрос: а мог ли он быть просто безжалостным и хладнокровным манипулятором? Неужели Клэр и Виви стали лишь пешками в той шахматной игре, которая разворачивалась сейчас по всей Европе?

Как будто читая ее мысли, он тихо сказал:

– Знаете, я всегда считал, что существование нашего движения гораздо важнее жизни любого ее участника. Но потеря Вивьен и Клэр доказала, что я не прав. – На мгновение его лицо обмякло, хотя он по-прежнему пытался держать себя в руках. Но потом из его горла вырвалось жуткое рыдание, и он закрыл глаза руками.

Мирей быстро поставила чашку и подошла к нему. Она опустилась на колени рядом с ним и взяла его руки в свои. Глаза его покраснели, а боль в их глубинах заставила ее устыдиться того, что она засомневалась в нем хотя бы на мгновение. Было ясно, что судьба Клэр и Виви беспокоит его не меньше, чем ее саму.

– Нет, – сказала она. – Вы не ошиблись. Вам так же хорошо, как и мне, известно, что они оставались тверды до конца. Они пришли бы в ярость, если бы только подумали, что своими действиями могут поставить движение под угрозу. Если… – Она остановилась, чтобы подобрать верные слова. – Когда они вернутся, будет ли у вас желание сказать им, что из-за них нам пришлось поднять руки? Конечно, нет! Мы должны продолжать бороться. Потому что мы обязаны положить конец террору, арестам и исчезновениям. Мы должны победить.

Пока она говорила, Мирей почувствовала, как в ее голос возвращается сила убеждения, которая растекалась по ее венам с таким жаром, что, казалось, тот был способен растопить даже ледяные объятия зимы.

Он сжал ее руку, затем отпустил, нашаривая в кармане носовой платок, чтобы вытереть лицо. Как только самообладание вернулось к нему, он сказал:

– Ты права. Конечно, ты права. Мы не можем сдаться. Мы должны продолжать бороться до последнего вздоха.

– Хорошо, – ответила она. – На том и порешим. Я снова приступлю к своим обязанностям, как только вы сможете восстановить работу сети.

Он покачал головой.

– Нет, Мирей, боюсь, мы больше не сможем использовать тебя как в качестве связных, так и в роли passeuse. И, разумеется, в этом районе мы не можем допустить работу связиста по беспроводной рации. Как я уже говорил, они будут следить за вами, и, если вас задержат на улице, это будет хуже для других и тем более для вас, учитывая все, что вы теперь знаете.

Рука Мирей легла на медальон, покоящийся на шее, и ее пальцы сжались в кулак.

– Пожалуйста, месье Леру, я должна сделать хоть что-нибудь. Я не могу просто так сидеть, когда они там… – Она умолкла.

Затем она снова заговорила, на этот раз тише, но в ее голосе появилась решимость.

– Одну из моих подруг, живших в этой квартире, хладнокровно расстреляли нацисты. Теперь арестовали еще двоих, лишили их свободы и подвергли пыткам. Их комнаты пусты, и я не могу спокойно смотреть на это. Поэтому позвольте мне использовать эти три комнаты, чтобы приютить тех, кто в них нуждается. Весь чердак, можно сказать, оказывается заброшенным, когда салон закрывается, а другие швеи уходят домой. Я остаюсь здесь одна. Если есть возможность использовать это помещение как «безопасный дом», значит, его комнаты больше не будут пустовать. И это не даст мне сойти с ума. Потому что я буду делать что-то ради таких людей, как Виви и Клэр. И потом, когда они вернутся к нам, когда все это закончится, я смогу сказать им, что я была так же храбра, как они. Я смогу посмотреть им в глаза и сказать, что, как и они, я никогда не сдавалась.

Месье Леру поднял на нее взгляд. Затем снова покачал головой, но на сей раз в нем сквозило скорее восхищение, нежели горечь.

– Знаете, Мирей, – сказал он, – вы, три девушки – чуть ли не самые смелые люди, которых мне доводилось встречать. И однажды, когда все это закончится, я надеюсь, что мы все воссоединимся в лучшем мире. А за это действительно стоит бороться.

* * *

Дверь захлопнулась, и тюремная камера Клэр, погрузилась во тьму, и только тонкая полоска света проскальзывала сквозь щель под дверью. Когда ее глаза привыкли, она разглядела узкую кровать, накрытую грубым одеялом, и стоящее в дальнем углу комнаты ведро.