Парижские сестры

Пребывание в тюрьме во Френе позволило Клэр и Виви немного оправиться – по крайней мере, физически – от тех травм, которые они получили, попав в руки гестапо. Ноги Клэр начали заживать, шрамы от перенесенных побоев оставляли после себя белесые утолщения, ногти начали отрастать, заполняя пустующие лунки… Лицо Виви тоже пошло на поправку, хотя улыбаться она могла по-прежнему только одним уголком рта – так сильно ей повредили челюсть, вдобавок у нее не хватало одного зуба. В ее груди, особенно по утрам, скрежетал кашель, доставшийся ей от сырости тюремной камеры, куда ее отправили с авеню Фош, но в разговорах с Клэр она продолжала настаивать, что с ней все в порядке. Они, как могли, поддерживали друг друга. Каждую ночь, когда поезд, гремя, двигался вперед, они сворачивались друг подле друга. И всякий раз, когда ночная темнота вызывала у Клэр слезы, как это бывало и в их мансарде, Виви брала ее за руку и шептала:

– Тише, тише. Я тут. И ты тоже. Мы вместе. И все будет хорошо.

Через несколько дней поезд, наконец, выгрузил из себя оставшихся в живых пассажиров, и женщины сгрудились на платформе странно выглядевшей станции. Кое-где были заметны таблички с угловатым готическим шрифтом: «Flossenbürg»[44].

Под лучами позднего весеннего солнца Клэр моргнула, подняв лицо навстречу его слабому теплу. Хотя она была до крайности напугана ожиданием неведомых испытаний, которые наверняка последуют дальше, она смогла кое-как собраться с силами и напомнить себе: они забрались так далеко, но выжили; возможно, худшее уже позади; а главное – Виви и она по-прежнему вместе.

Ехавших в поезде мужчин, женщин и нескольких испуганных детей офицеры СС согнали в длинные очереди, после чего последовал приказ двигаться пешком. Голодные, истощенные и мучаемые жаждой заключенные почти час спотыкались по пыльной дороге; у отставших же было всего два выхода: либо вернуться в конец колонны, либо подставить себя под прицел охранника.

Ноги Клэр вскоре охватило пламя обжигающей боли, от чего она захромала. В итоге она споткнулась: ее ступни, на которые теперь навалилась вся масса тела, не привыкли к такому весу, особенно после месяцев, проведенных в тюремной камере, а потом – в вагоне для скота; ноги охватывала судорога, она чувствовала, что вот-вот упадет. Но затем Виви взяла ее за руку, и уверенность, передавшаяся ей близостью подруги, помогла Клэр двинуться дальше.

Наконец они подошли к угрожающей и неприступной на вид сторожке, и проследовали через черные металлические ворота. По обе стороны тянулась обтянутая колючей проволокой высокая ограда, поверх которой по всей ее длине через равные промежутки были установлены сторожевые посты из каждого торчали дула пулеметов, направленные в глубь лагеря.

Клэр подняла склоненную голову, чтобы прочитать надпись на одной их створок кирпичных ворот, когда они проходили мимо: Arbeit Macht Frei[45]. Она нахмурилась, пытаясь разгадать смысл этих слов. Виви подтолкнула ее.

– Здесь написано, работай – и освободишься.

Отвратительная ирония этой надписи, нависшей над головами испуганных и истощенных заключенных, заставила вырваться из горла Клэр удивленный, истерический смех. Вернее, это был почти смех: среди перепуганного шепота бредущей толпы он звучал сдавленно и мрачно, словно визг попавшего в капкан зверя.

– Тише, – прошептала Виви, когда один из охранников вытянул шею, пытаясь определить, откуда раздается этот странный звук. – Мы должны стараться не привлекать к себе внимания. Помни, я здесь. Мы вместе. Все будет в порядке.

Длинную выстроившуюся очередь сортировали охранники, отправлявшие мужчин в одном направлении, а женщин – в другом. Детей уже перевели, но Клэр не видела, в какую сторону двинулась их колонна. Женщин отвели в длинное невысокое здание, которое, похоже, охраняли исключительно стражи того же пола.

– Стройтесь тут, – произнесла одна, сопровождая свои слова соответствующими жестами. – Поодиночке. Раздевайтесь.

Женщины с недоумением смотрели друг на друга.

– Быстро! Раздеться! – На сей раз это уже была не команда, а вопль.

Медленно, словно в оцепенении, женщины начали раздеваться, пока, наконец, не задрожали от холода, прикрываясь снятой одеждой. Затем открылась дверь, и одну за другой их стали вводить в следующую комнату.

– Бросьте свою одежду. Прямо сюда, на пол. – Тон охранницы был столь же резким, как и ее слова.

Клэр, оскорбленную, униженную, раздетую, заставили встать перед одним из нескольких столов, которые были расположены вдоль стен внутренней комнаты. Она чувствовала себя как телка, которую оценивали на рынке для скота, пока люди с грубыми руками осматривали ее, проводили измерения, прослушивали грудь, проверяли ее зубы и глаза. Она посмотрела туда, где Виви подвергалась тому же унизительному осмотру, стараясь не кашлять, когда холодный стетоскоп прикасался к ее спине.

– Чем вы занимались раньше? – спросила сидящая за столом женщина.