Парижские сестры

Подойдя поближе к Музею Оранжери[46], она поняла, что солдаты выносили из галереи картины. Она проскользнула в глубину толпы, чтобы ее не заметили. В ужасе она наблюдала, как один из холстов, обрамленный тяжелой рамой, высоко подняли и бросили в костер, бушевавший на травяном parterres[47].

– Что они делают? – спросила она стоящего рядом с ней мужчину, взиравшего на происходящее в мрачном молчании.

– Они сочли эти произведения искусства «выродившимися». – Мужчина говорил с тихим презрением. – Искусство угрожает нацистскому режиму, поскольку показывает правду, которую, по-видимому, они находят отвратительной. И поэтому сжигают. Я видел собственными глазами, как в этот костер бросали произведения Пикассо. Все, что им не нравится, все, что не вписывается в их картину идеального мира, они уничтожают. – Он покачал головой, но в глазах его горела яростная страсть. Она заметила на его неопрятной бороде следы краски и поняла, что он, должно быть, художник. – Сначала они сжигали книги, теперь они сжигают картины, а в своих лагерях они жгут даже людей, как я слышал. Запомните этот день, юная леди: вы являетесь свидетельницей истребления человечества. Запомните и передайте своим детям и внукам никогда не допустить ничего подобного.

Когда еще одно полотно было брошено в костер, она отвернулась и поспешила домой. Но когда вернулась в квартиру, выяснилось, что никуда не деться от запаха дыма, оставшегося на ее одежде и волосах. И, несмотря на жару июльского вечера, она вздрогнула, вспомнив слова того мужчины: «В своих лагерях они жгут даже людей». В миллионный раз она молилась всем богам, которые еще были способны слушать ее: пусть Клэр и Виви будут живы, пусть им ничто не угрожает. Пожалуйста. Пусть они как можно скорее вернутся домой.

* * *

Когда Клэр более или менее освоилась, то обнаружила, что лагерь во Флоссенбюрге был одним из многих в этом районе, построенном ради рабского труда на военную машину Германии. Каторжные казармы, в которых размещались заключенные, занимали один из секторов центрального участка. В непосредственной близости были построены фабрики, производящие текстиль, боеприпасы и даже самолеты компании «Мессершмитт АГ», и на эти предприятия постоянно шел поток заключенных: их привозили на поездах, подобных тому, который доставил сюда и их самих. Эти обрывки информации она получила от одной из девушек, которая спала на койке над той, которую поделили между собой Виви и Клэр: ранее та провела несколько месяцев в гораздо большем лагере в Дахау. Там, как она рассказала им, она работала в борделе, предназначенном для персонала СС.

– Они беседовали между собой, пока ждали за дверью, словно мы не могли понять, о чем они говорят, когда лежали на спине, – сказала она с презрением.

– Как, должно быть, это было для тебя ужасно – подвергнуться подобному, – сказала Клэр.

– О, когда привыкаешь, все оказывается не так уж плохо. Например, подают лучшую еду. Конечно, только до тех пор, пока не заболеешь и зубы не выпадут. – Она раскрыла рот, чтобы показать свои зияющие, онемелые десны. – Тогда тебя отправляют сюда, чтобы вкалывать на этих фабриках. – Она оценивающе посмотрела на Клэр. – Им бы понравилось, если бы ты оказалась у них. У настоящих арийцев с твоим колоритом ты была бы очень популярна. Да и головы вам не обрили, пока обрабатывали. Это означает, что вы можете быть в списке.

Клэр вздрогнула и натянула платок пониже, чтобы скрыть волосы. Глаза девушки казались унылыми и бездушными: такой же взгляд был у многих заключенных, долгое время пробывших в лагерях.

Каждый день, после утренней переклички, когда их заставляли по часу и дольше стоять на центральной площади возле казарм, Клэр и Виви обязаны были следовать приказам охранницы, отвечавшей за рабочих на текстильной фабрике. Они молча шли по переулку, протянувшемуся вдоль одной из сторон лагеря, чтобы проследовать к приземистому кирпичному зданию, высокий дымоход которого извергал в небо днем и ночью густой серый дым. Все знали предназначение этого здания. Ходили истории, как туда сбрасывают мертвые тела, спутанную груду конечностей в сине-белой полосатой одежде – чем не один из кругов ада?

Некоторые из людей, которые работали на авиационном заводе, носили на своей одежде синие треугольники, означавшие «вольнонаемный». Хотя, как отметила Виви, это слово являлось не очень точным определением для описания людей, которым было приказано покинуть свои дома и заниматься здесь рабским трудом под контролем надсмотрщиков. Клэр часто думала о своих братьях, Жан-Поле и Тео. Может, и они работали в таких же условиях? Может быть, они по-прежнему находятся в одном из сопредельных лагерей, растворившись в море других лиц? Если это так, то у Жан-Поля на одежде будет синий треугольник, а Тео – красный, как у нее и у Виви, носивших «знаки отличия» политзаключенных и военнопленных.