Парижские сестры

– Спасибо, – сказала Виви. За проведенные в лагере месяцы она постоянно твердила Клэр, чтобы та при первой возможности делилась со старшими всем, что было можно унести с фабрики, чтобы упрочить добрососедские отношения. В ход шло все, что имело хоть какую-то ценность – горстка пуговиц, иголка с ниткой, несколько клочков материи. И наконец эти подарки окупились: им предоставили два места в относительном тепле и безопасности приемного центра.

Поэтому на следующее утро вместо того, чтобы тащиться по заснеженной дорожке к фабрике, они прошли несколько сотен ярдов к постройкам, сгрудившимся у лагерных ворот. По пути Клэр то и дело дышала на свои руки, пытаясь не дать пальцам окончательно замерзнуть.

– Интересно, кому теперь достанется наша работа на фабрике? – вслух размышляла она.

Виви заговорила, но холодный воздух перекрыл ей дыхание, и она закашлялась, содрогаясь всем телом. Когда она снова обрела голос, то сказала:

– Что ж, надеюсь, та, кто будет работать за моим станком, не обнаружит, что я настроила его так, чтобы он делал пятку и переднюю часть носков тоньше, вместо того, чтобы укреплять их. Думаю, сейчас немало немецких солдат мучается болями в ногах. Вот мой последний вклад в военные действия! – На мгновение в ее карих глазах мелькнула былая искра, так что Клэр не смогла удержаться от смеха. Этот звук звучал в насквозь промерзшем воздухе подобно музыке; он был так необычен, что проходящие мимо них заключенные невольно оборачивались, чтобы взглянуть. На ближайшей охранной башне ствол пулемета качнулся в их направлении, и Клэр быстро зажала рот рукой.

Виви снова закашлялась, и ее дыхание превратилось в облачка над ее головой, которые замерзали маленькими льдинками, вплетаясь в ореол ее коротких рыжеватых кудрей. Луч слабого зимнего солнца на мгновение осветил ее, и Клэр была поражена тем, насколько прекрасной в этот момент выглядела ее подруга, и каким неуместным было ее присутствие среди серости лагеря: она была подобна рубину, который скрывается под кучей тряпья.

* * *

Мирей чувствовала, что господство немцев над Парижем начинает ослабевать. Всё меньше солдат-отпускников сидели в кафе и ресторанах на бульваре Сен-Жермен. И огромное количество военных колонн покидало город, двигаясь на север.

Месье Леру одним июньским вечером прибыл в ее квартиру, держа в руках большую коробку. Он положил ее на стол в гостиной вместе с букетом.

– Voilà[48]! Подарки для тебя, Мирей. – Она открыла коробку и обнаружила в ней беспроводной радиоприемник.

Год назад она, скорее всего, попросту испугалась бы держать подобное под своей крышей, теперь же это давало ей больше свободы.

Как только приемник была подключен, а антенна правильно настроена, комнату наполнил голос. Сначала она едва могла понять, что говорил диктор.

– Что он имеет в виду? – спросила она месье Леру. – Что это за Нормандская операция?

Его глаза сияли надеждой, которая так давно в них не отражалась.

– Союзники высадились на пляжах Нормандии, Мирей. Вот оно. Это настоящий прорыв! Теперь они сражаются на французской земле.

После этого каждый вечер после окончания рабочего дня она спешила наверх из пошивочной и включала радио, чтобы послушать последние новости Би-би-си, радиостанции «Свободная Франция» и Radiodiffusion Nationale. Голоса делились с ней сводками, в которых сообщалось о последних достижениях: союзники во все большем количестве городов освобождали Францию от немецкой диктатуры. И пока она слушала, эти самые голоса, казалось, наполняли ее сердце новой надеждой. Она снова позволила себе поверить, что войне придет конец; что она скоро увидит свою семью; что Клэр и Виви вернутся домой; и что, может быть, – просто возможно – где-то там молодой свободный французский летчик, чье имя она шептала ночью в тишине своей темной комнаты, придет, чтобы освободить город, где она пребывала словно в заточении, ожидая, когда сможет вновь начать жить.

Медленно, но верно в голосе из радиоприемника с каждым разом появлялись новые нотки неповиновения, которые в конечном итоге переросли в уверенный призыв к действию.

Был жаркий августовский полдень, и мадемуазель Ваннье рано отправила нескольких оставшихся швей по домам. Клиентов в эти дни почти совсем не было, так что работала только одна смена, выполнявшая редкие заказы. Чаще всего салон внизу оставался закрытым, а окна из листового стекла были прикрыты жалюзи, украшенные логотипом Делавин Кутюр.

Мирей распахнула окна в квартире, чтобы охладить перегретые мансардные комнаты и подышать воздухом раннего вечера, а затем включила радио. Пока она наливала себе на кухне стакан воды, голос диктора заставил ее прислушаться.