Парижский мститель. 10 лет прямого действия

Государство решило быстро покончить с организацией. Не путем ареста всех членов, а путем лобовой, политической и репрессивной атаки. Полиция надеялась разбить нас, повысив уровень противостояния. Это было ошибкой: состоящая почти исключительно из вооруженных бойцов и организованная в партизанские отряды, организация была готова к такой ситуации. И у нас была информация. Один журналист сообщил нам, что социалисты, глубоко «оскорбленные» тем, что мы устроили их неожиданную вечеринку, заставят нас заплатить.

Какая у нас была альтернатива? Чтобы остаться «легальными», мы должны были подлить в вино слишком много воды. В итоге мы тоже стали бы участвовать (хотя, возможно, и по-другому) в тривиализации революционного послания. Во Франции в подобной ситуации левые партии ссылаются на «линию масс», но для того, чтобы оправдать свое отречение или, что еще хуже, чтобы дать чистый чек на репрессии, прежде чем вернуться к своей протестной рутине. Для нас субъектом революционного класса был мировой пролетариат. Если бы нас спросили: «Где вы были, когда империалисты бомбили пролетариев Западного Бейрута?», «Что вы делали в кровавые дни резни в Сабре и Шатиле?», мы могли бы ответить: «Мы сражались с оружием в руках».

С другой стороны, правительство больше не могло позволить консолидировать наш опыт в кварталах, развивать новые перспективы сопротивления. Подрывной потенциал борьбы в столичных гетто стал слишком заметен. В то время как пригороды начали выходить на авансцену СМИ – с летними родео в Les Minguettes и других местах – необходимо было нейтрализовать любую радикальную политизацию этих социальных сил, оставить их в шаткой ситуации, усугубляемой разрушительным аполитизмом. Иммигрантский пролетариат был не только не способен к коллективной борьбе: предполагалось, что он даже не осознает своего классового положения.

Государство выбирает себе врага

Поэтому близких к организации людей систематически преследовали, как только они обосновывались в городе – и тем более после распада.

Как минимум в двух случаях власти решили дать «Братьям-мусульманам» свободу действий. Небольшая группа товарищей из Барбеса поселилась в большом жилом комплексе на севере Парижа. Они открыли свои квартиры для жителей этого жилого массива в качестве места для дискуссий. Члены вооруженной антиимпериалистической организации, поддерживающей палестинскую борьбу, товарищи вскоре приобрели большое влияние в этих иммигрантских пролетарских жилых кварталах. Обеспокоенные своей монополией на жилой район (даже ПС перенесла свою ячейку в пригород города), «Братья-мусульмане» избивали товарищей и поджигали их машины, пока те не были вынуждены уехать. Проинформированные об этой чистке, местные «коммунисты» и левые единодушно ответили, что не хотят «ввязываться в межэтнические столкновения»…

Вместо революционных боевиков институциональные левые предпочитали видеть пригороды в руках молитвенных групп и субсидируемых религиозных объединений.

Распад

В распаде AD не было ничего необычного. Это было даже вполне естественно! Неестественным было то, что организация, основанная на партизанской ориентации, могла быть легальной. А после амнистии 1981 года положение «на краю бритвы» позволило АД иметь несколько легальных политических окон.

Одним из достижений 1981 года стало то, что теперь правительство должно было найти вескую политическую причину для нашего роспуска. Этот повод появился спустя всего два месяца после Версальского саммита. 9 августа 1982 года палестинский спецназ напал на ресторан Jo Goldenberg на Rue des Rosiers, убив множество гражданских лиц и исчезнув.

Это массовое нападение вызвало, конечно, огромные эмоции. И, как всегда, власти и находящиеся у них на службе СМИ попытались создать еще большую путаницу, еще большую амальгаму, еще больший бред: против тех, кого они хотели уничтожить.

Как и любая операция такого рода, эта акция спустя несколько часов была заявлена непосредственно правительству. Однако власти постарались распространить ложные версии, в частности, смешав антиимпериалистов и неонацистских боевиков из немецкой группы Хоффмана. Тогда пресса перевернула все с ног на голову: полиция «заинтересовалась» ложным заявлением, «одной зацепкой среди других»; затем нас обвинили в том, что мы обеспечили материально-техническую поддержку нападения. Но эта история была настолько неправдоподобной, что правительство неохотно приняло решение о нашем роспуске.

Более того, роспуск создавал различные проблемы для правительства. С одной стороны потому что Бадинтер обещал отменить все законы, которые коллективно наказывают за преступление или правонарушение – поэтому ему пришлось сначала отменить закон о воссоздании распущенной лиги. С другой стороны, потому что роспуск признал нашу организацию политической – в то время как тенденция заключалась в криминализации протеста.