2 июля, окруженные во франкфуртской квартире после глупой истории о случайном выстреле, они все были арестованы. Хельмут и Криста, два «старожила» первого поколения, Ингрид, представительница «поколения 77 года», и несколько молодых людей. Телевизоры показывали их лица. Такие, как на фотографиях, сделанных силой в помещении БКА: одного дергали за одежду, другого за волосы, третьего душил полицейский…
Почти так же сильно, как насильственная смерть боевика, арест товарища вызывает сильные эмоции в организации, воюющей или нет. Эти события неотделимы от приверженности партизанской войне. Но они не тривиальны, и мы никогда не смиряемся с ними. Картины Франкфурта глубоко тронули нас. Но на смену им пришли другие. И эти аресты укрепили нашу решимость накануне наступления.
Вернувшись в Париж, мы с Натали и еще двумя боевиками жили в студии художника недалеко от станции метро Телеграф. Именно 22 или 23 июня нам пришлось пересечь границу, потому что первые дни в столице мы провели в доме пожилой армянки, чья квартира выходила на бульвар Бонн-Нувель, и откуда мы наблюдали за большой демонстрацией за «бесплатную» школу в те выходные.
Нашей первой целью был Атлантический институт, занимавший небольшой каменный особняк на углу улицы Лонгшамп и авеню Виктора Гюго. Этот аналитический центр зависел от НАТО, которому он предоставлял необходимые размышления для публичных дебатов о размещении ракет или объединении европейских вооруженных сил.
Во время разведки товарищ регулярно рылся в мусорных баках здания, принося иногда интересные документы, например, переписку директора с натовскими службами в Брюсселе или ЦРУ в США.
Хотя действия против НАТО были частью сопротивления в Европе с 1970-х годов, пассивность революционных левых имитировала голлистский разрыв с интегрированной структурой. Как будто «независимость Франции» отделила эту страну от западного лагеря, очистив ее от империалистической политики, как будто она больше не была пешкой в игре США.
В то время, когда ракетный кризис вновь разжигал холодную войну, мы должны были открыть наступление на этой территории. Чтобы обозначить шаг единства с экспериментами революционеров на других территориях. Тем более что Миттеран, чьи атлантистские взгляды были хорошо известны, только что предложил «сближение», обозначив СССР как главного врага.
Вечером 11–12 июля, когда группа охраны контролировала угол авеню Виктора Гюго, боевик проник через ворота, отделяющие сад Атлантического института от улицы Лонгшамп. Бомба, содержащая двадцать килограммов динамита, была пронесена через ворота и заложена в подвале здания. Институт был полностью разрушен.
13 июля вторая операция была направлена против Промышленного надзора за вооружениями. Департамент Министерства обороны, SIAR отвечал за «технический надзор и финансовую ликвидацию заказов на вооружение, размещенных в промышленности». Это было огромное здание 15 века, защищенное внутренними и внешними патрулями и совершенно новой системой видеонаблюдения. Но все это не могло нас останавить. С улицы, через ворота, бомба была спущена на альпинистской веревке в подвальный двор на уровне компьютерного зала офиса исследований и программирования.
На следующий вечер настала очередь офиса министерства промышленности на улице Крильон. Целевые службы отвечали за контроль и координацию связи между промышленностью и вооружением, и в частности за «регулирование межсоюзнических нефтепроводов». Официально не являясь членом НАТО в течение двадцати лет, Франция всегда была и оставалась высоко интегрированной в сфере логистики – интеграция, усиленная атлантизмом Соцпартии. Как и прежде, заряд был помещен в подвал здания, где не только часто располагались компьютерные залы, но и где мощность устройства была увеличена в десять раз благодаря закрытой среде, в то время как снаружи взрыв не смог бы нанести даже незначительных травм возможному прохожему.
Первый оперативный центр наступления был создан в небольшом изолированном доме у Клермона, в регионе Уаза. Вход был незаметным. До этого места ходил общественный транспорт, и оно было легко доступно. Идеально расположенный между Парижем и Бельгией, дом служил в качестве остановки и перевалочного пункта для отправки материалов. В нем могли разместиться около десяти человек. Между двумя встречами мы играли в пинг-понг под деревьями и в футбол на пустыре за домом. В задней части большого двора были припаркованы автомобили, необходимые для различных операций, а ящики со взрывчаткой хранились в старом дощатом сарае посреди кустов гортензии.
За две недели, прошедшие после наших операций, и несмотря на откровения «Блондинки», у копов ничего не было на руках. Они следили за несколькими автономами, бывшими NAPAPами, турками и товарищами по Интернационалу, но они не выявили ни первого, ни даже второго круга. Уверенные, что после мартовских арестов это будет лишь вопросом нескольких недель, они сами устали от слежки.