Парижское эхо

Глава 13 Сансье – Добантон

Когда я рассказал Хасиму, во сколько обойдется содержание нового ресторана в Маре, тот засомневался и пошел на попятную.

– Думаю, это просто район такой, – сказал я. – Уверен, что есть и другие, куда дешевле. Например, рядом с моим домом, в Тринадцатом. Или где-нибудь за Кольцевой дорогой.

– Там мало платят. Нам нужно место, где люди готовы платить много. Такое, как Сен-Жермен де Пре, где с туристов берут по восемь евро за чашку кофе.

Я не особо разбирался в бизнес-планировании, поэтому решил оставить патрона наедине с его мыслями. Меня потихоньку начинало тошнить от «ПЖК». Пусть деньги мне платили хорошие, но смены были длинными, Хасим постоянно пребывал в депрессии, а сама работа казалась отвратительной. К тому же долгие часы, которые я проводил в ресторане, я мог бы потратить на что-то по-настоящему важное – на то, ради чего я и приехал в Париж.

Спору нет, мне очень повезло, что я так быстро нашел и работу, и жилье. Может, все потому, что я не слишком старался. Отца раздражала эта черта моего характера. «Ты плывешь по течению и ждешь, что все хорошее само свалится тебе на голову. Тебе нужно самостоятельно строить свое будущее», – говорил он. По какой-то неведомой причине меня никогда ничего не пугало. Я спокойно обошел все магазины в Маре и опросил владельцев о затратах. Я бы взялся разносить курицу по страшным панелькам в банльё, потому что привык полагаться на удачу. Если бы меня прижал главарь какой-нибудь банды, я бы попросту удрал. Бегал я достаточно быстро. Может, причина таилась в возрасте – девятнадцать, как-никак. Хотя мне все чаще казалось, что теперь уже пора начинать волноваться. Конечно, не так сильно, как Ханна, – она впадала в беспокойство даже от прослушивания записей, – но хотя бы чуть-чуть. По-настоящему нервничал я только в одном случае: когда думал о матери и о том, как проходили ее парижские дни. Жила ли она в североафриканском Сен-Дени или другом гетто? Вряд ли. Ее отец был французом, и чаще всего я представлял ее в одном из обшарпанных домов с черной крышей, на балконе пятого этажа.

Вспоминая Клемане, я все чаще жалел о том, как мы расстались: мне бы следовало договориться о следующей встрече. Но в тот момент я, конечно, едва соображал. Когда я выбрался на улицу, у меня голова шла кругом. Отчасти из-за того, что она мне рассказала. Трудно поверить, что те ужасные события происходили всего в нескольких шагах от старомодной гостиной, в которой мы с Клемане только что сидели и спокойно пили мятный чай. Трудно поверить, что это не какие-то ужасные немцы с автоматами и злыми псами на цепи, а именно французы, – самые обыкновенные жандармы, которых каждый встречал на улице и знал в лицо, – посадили под замок, а потом растолкали по автобусам тысячи невинных жертв. Мне захотелось разузнать побольше. Немного смущаясь, словно за мной наблюдал отец, я принялся за самое первое в своей жизни «исследование». Ясно, что дальше интернета оно не пошло, и все же кое-что я выяснил. Оказалось, чуть позже во время войны на том же самом велодроме власти агитировали население вступать в организацию под названием «Milice»[36]. Насколько я понял, это была обыкновенная банда головорезов, пусть и в форме. Французское правительство собирало их для выполнения самой грязной работы по немецкой указке. Когда-то под куполом устраивали пикники: люди ходили на велодром, чтобы перекусить и понаблюдать за велосипедистами, кружившими по деревянному треку. Но потом… Неудивительно, что после войны здание сравняли с землей. Как можно проводить спортивное мероприятие на арене с такой жуткой историей? Ледяные файерболы. Дело было не только в том, что рассказала Клемане, но и в том, как она об этом рассказала. Я был потрясен. В ее голосе ощущалось нечто настолько знакомое, что по всему телу у меня разливалась нежность. Я бы с радостью списал все на травку Джамаля, да только к тому моменту не курил уже несколько дней (мы как раз ждали новую партию от знакомого поставщика, который жил в многоэтажке в Сарселе, куда мой напарник сам, конечно, никогда бы не сунулся).

Приближался день моего рождения, и я хотел его отпраздновать. Не то чтобы я гордился собой, нет. В конце концов, я прожил еще один год, так и не переспав с женщиной (мне исполнялось двадцать лет, и иначе, как абсурдом, данную ситуацию я назвать не мог). Как бы то ни было, в первую очередь я думал о Ханне: мне очень хотелось отблагодарить свою хозяйку за то, что все это время она терпела меня в своей гостевой комнате. К тому же вечеринка – отличный повод выбраться из засаленного «ПЖК». Да и Ханна могла бы наконец разбавить рутину, в которой постоянно закрытые рестораны на Бют-о-Кай чередовались с монологами каких-то незнакомых старушек.