Парижское эхо

Я исходил центр Парижа вдоль и поперек. Как-то раз, гуляя по бульвару Османа, свернул на рю Вивьен. Там было слишком дорого, но вдруг я заметил симпатичный винный бар с синим козырьком и вывеской: «Vins, tapas, espace d’art»[37]. Вино я не пил, да и в искусстве ничего толком не понимал. Но тапас мне нравились. Я заказывал их дома (в Виль Нувель работало несколько испанских кафе, и мы с Лейлой часто ходили туда после лекций), поэтому знал о главном достоинстве этого блюда – цене. За какие-то гроши тебе доставался огромный поднос закусок: маслины, оливки, жареные кольца кальмара и серые рыбки-анчоусы. Правда, Лейла обычно брала другой набор – тот, в который входили ломтики картофеля, завернутые в омлет, – но и он, по-моему, стоил недорого. Ханна наверняка сидит на какой-нибудь диете. А я могу заранее покурить, а потом весь вечер пить колу. Приглашу Джамаля и Хасима, а Ханна пусть приходит с другом – и денег хватит, и людей наберется в самый раз. Застав Ханну дома, я поделился с ней этой идеей.

– Может, возьмешь своего парня? – предложил я.

– У меня нет парня, – отрезала она.

– А как же тот мужчина, с которым ты постоянно обедаешь? Джулиан?

– Он мне не парень. Он британец. Старый знакомый. А ты приглашай кого хочешь, ведь это твой праздник.

– В Париже у меня почти никого нет.

Я перебирал в голове имена. Бако? Вряд ли ходит по вечеринкам. Клемане? Или та массажистка, которая…

– А как насчет твоей подруги, Сандрин? – спросила Ханна. – Помнишь ее?

– Ума не приложу, как с ней связаться, – ответил я. – Так странно… Она была частью моей жизни, день и ночь, на протяжении целой недели, а теперь… ничего.

– Боюсь, так устроен наш мир. Одна случайная встреча – и вот ты совсем другой человек. Еще одна – и ничего, через неделю даже имени не вспомнишь.

– Она ведь даже е-мейла мне не оставила.

– Ты еще не раз встретишь подобных людей. Случайных людей. Если тебе тяжело даются расставания, начни верить в загробную жизнь или в бесконечную цепочку перерождений – так ты будешь знать наверняка: каждый человек вносит свой вклад, пусть даже небольшой в общую судьбу, и у каждого есть высшее предназначение. В противном случае тебе останется только отпустить от себя всех этих людей. Поблагодарить бога или судьбу за полученный бесценный опыт и… двигаться дальше.

Зачем она все это рассказывала?

– В любом случае, – заключил я, – наверное, мне стоит позвать Джамаля и Хасима. Я с ними работаю.

– А они придут?

– Скорее всего нет, – вздохнул я, представив, какой убогой получится моя вечеринка, а потом добавил: – Ханна, ты можешь пригласить кого угодно. Подумай. Кого бы ты сейчас хотела увидеть больше всего?

– Наверное, Жасмин Мендель, мою лучшую подругу. Мы вместе учились в колледже, я тебе рассказывала.

– Так напиши ей.

– Не думаю, что она полетит сюда из Нью-Йорка только ради тапас.

– А если будет еще и десерт?

Справедливости ради, в Париже я только и делал, что слонялся по улицам. Именно поэтому я так жалел ровесников, которые обитали в панельных многоэтажках и за всю жизнь едва ли выбирались за пределы родной территории: немного помаячив где-нибудь у Северного вокзала, они сразу разбегались обратно по своим углам. Но чего бояться в Париже? Модные районы, католические районы, старофранцузские – такие, как Фобур и Руаяль, – да ходи где хочется! Пусть ты ничего не купишь, но ведь никто не запрещает тебе заглядывать в витрины бутиков и читать меню роскошных ресторанов, где самый обычный ужин обойдется в сто двадцать пять евро. Какое невероятное чувство свободы! До приезда в Париж я часто пытался представить себе жизнь в большом городе, но такого никак не ожидал. Я посмотрел кучу американских фильмов про Нью-Йорк, и почти в каждом были гангстеры или пришельцы из космоса и что-то постоянно взрывалось. Наверное, были и другие фильмы – про то, как люди ходят по магазинам и выпивают в барах с друзьями, – но мне такие ни разу не попадались. Или Лос-Анджелес, город злых собак. На каждом газоне там стоит табличка с предупреждением «Владелец вооружен и готов защищаться!», и, чтобы поймать такси до Беверли Хиллз, тебе сначала придется заработать миллион долларов. В ЛА выбор очень прост: тебе либо в Голливуд, либо в подворотню к наркоторговцам, где рано или поздно тебя застрелит какой-нибудь бандит. В Париже даже самая обычная прогулка по самой обычной улице вроде Елисейских Полей приводила меня в восторг. Я познакомился с другим кинематографом: в нем не было ни мультиков, ни супергероев, зато были картины про самых обыкновенных мужчин и женщин. Среди них попадались скучные, а попадались – очень непристойные, причем с неожиданной для меня стороны. В одном таком фильме крупным планом показали зиб наркомана, а в другом – женщина подстригала свой кук (как я понял, режиссеры-католики очень любят шокировать публику). Хотя кино мне не особо понравилось, я был безумно рад, что его вообще показали – и мне, и другим зрителям, купившим в тот день билет на утренний сеанс.