– Спасибо. Мне нравится твоя квартира.
– Договор аренды я когда-то заключил на восемь лет. Из них теперь осталось три.
– Это по итогам развода?
– Там все было сложно, – вздохнул Джулиан и уселся на обшитый бархатом диван. – Сильви намного богаче меня. И мне показалось, что продавать ее квартиру на рю де Мароньер – как-то неправильно. Поэтому я присмотрел съемную квартиру.
– То есть она сохранила за собой великолепное фамильное гнездо, а тебе достался чердак, пропахший квашеной капустой?
– Заметила, да? Мне кажется, я уже привык. К тому же хозяева – чудесные люди. Я часто хожу к ним на обед.
– Не очень-то справедливо.
– Думаешь, стоило потребовать алименты и вот это все? Нет, я никогда не претендовал на ее семейное наследство. К тому же мне нравится эта квартира.
Я медленно потягивала
– Когда ты понял, что ваши отношения закончились? Не отвечай, если считаешь вопрос… неприличным.
– Интересный выбор слов. – Джулиан расхохотался.
– Признайся, всему виной та группа симпатичных голландских студенток.
– Боже упаси. За восемь лет брака я оступился только однажды. На конференции в Берлине. Всего один раз, и то я с ней не переспал. Так только… повозился. А кроме того случая… Ничего. Даже никакого флирта.
– Что же тогда случилось?
– Что ж… Раз такое дело, наверное, можно тебе рассказать. Мы ведь теперь будем с тобой дружить?
– Я на это надеюсь.
– Сильви пять лет спала с коллегой по работе. А еще с владельцем галереи в Маре, и…
– Той самой, где она купила шедевр за бесценок?
– Так точно. И со своей первой детской любовью. И с одним из спасателей общественного бассейна «Келлер», что прямо за мостом Гренель.
– Боже, Джулиан.
– Да. Я тоже выпал в осадок, когда обо всем узнал. Но такая у нее была такая потребность. На самом деле это только те, о ком она мне рассказала. Знаешь, ведь это как с преступниками. Иногда они сознательно идут в тюрьму, признаваясь в паре-тройке преступлений только для того, чтобы отвести внимание от тысячи других. Раскрыв некоторые имена, Сильви надеялась избежать дальнейшего преследования. Но я уверен, что у нее были и другие.
– Тебе, наверное, нелегко пришлось.
– Поначалу да. Меня как будто выпотрошили. Жизнь потеряла всякий смысл. Но в итоге я понял, что в каком-то смысле даже восхищаюсь ею. Она поступила так, как и должна была поступить. Брак оказался затеей не для нее. По крайней мере брак со мной.
– И что же сейчас? Вы… общаетесь?
– Зачем? У нас ведь нет детей. Иногда мы, конечно, встречаемся – в компании общих знакомых. Тогда я веду себя вежливо. Наверное, даже дружески.
– А Сильви?
– Мне все время кажется, что она… недоедает. Всегда роскошно одета, но на вид как будто голодная. Хотя в общем и целом выглядит она куда более счастливой, чем раньше. Больше улыбается и меньше курит. Полагаю, это уже что-то.
Мы проговорили до часу ночи, а затем Джулиан спустился со мной к рю дю Фобур-Сен-Дени и поймал для меня такси. На прощание мы с ним обнялись, но объятие показалось мне чересчур кратким, словно я чем-то его расстроила.
На следующий день я снова поехала в Центр Жана Моллана, чтобы закончить с последним аудиофайлом из архива Матильды Массон. С собой я захватила фотографии и, пока слушала запись, внимательно разглядывала ее пожилое лицо.