Парижское приключение

В какое-то мгновение Рене чуть не соблазнилась. Париж — Мекка моды — был ее мечтой. Но она ведь уже решила не связываться с Леоном, и потом, Барри будет против.

— Боюсь, это совершенно невозможно.

— Невозможно? Почему? Мадемуазель, вы рождены быть манекенщицей, вы даже не знаете, от чего отказываетесь.

— На самом деле я не особенно хочу становиться настоящей манекенщицей.

Он смотрел на нее не сводя глаз.

— Может быть, это из-за того парня, к которому вы тогда спешили в Лондоне? Это он стоит у вас на пути? Вы с ним помолвлены?

— Он будет очень против, если я на шесть месяцев уеду в Париж, — ответила она, пропуская мимо ушей последний вопрос.

— Значит, он думает только о себе, если мешает вам сделать карьеру.

— Но я вовсе не хочу делать карьеру. Просто работаю до нашей свадьбы. Честно говоря, я пообещала Барри вообще бросить модельное дело. — Рене подняла голову и встретила устремленный на нее немигающий взгляд, но не смогла понять его выражения. — То есть на самом деле и бросать еще нечего, — легко добавила она. — На свете нет ничего важнее любви и замужества.

— Это верно, на свете нет ничего важнее замужества по любви, — парировал он, намеренно меняя порядок слов. — Значит, к этому Барри у вас великая страсть?

От такого вопроса Рене вдруг стала упрямой.

— Разумеется, я люблю Барри, — возмущенно проговорила она, — а что до великой страсти, то она существует только в книгах и фильмах. У нас в стране об этом вообще не принято говорить.

Леон громко, искренне рассмеялся:

— О, Рене, chérie, как вы еще молоды!

Это было уже слишком! Она встала и приняла вид оскорбленного достоинства, насколько ей это удалось.

— Если это все, что вы хотели мне сказать, я должна пожелать вам спокойной ночи, месье Себастьен.

— Значит, бесполезно уговаривать вас работать у меня?

— Абсолютно.

— Что ж, прекрасно, надеюсь, впоследствии вам не придется пожалеть о своем решении.

Она ушла, зная, что он смотрит ей вслед, и уже почти жалея о своих словах. В Париже было бы очень весело, она всегда так мечтала войти в мир высокой моды, но принялась себя убеждать, что только что сделала правильный выбор.

На следующее утро, когда Рене спустилась вниз, Леон ее уже ждал.

— Сегодня работы почти нет, — сказал он ей, — только короткий общий показ в три часа дня, потом все поедут по домам. Вы не хотели бы со мной покататься по окрестностям?

Он был в белом свитере и выглядел молодым, совсем мальчишкой. На улице светило солнце, и, так как приближалось окончание конгресса, везде царила атмосфера отдыха и праздника.

— Полагаю, мне стоит остаться в гостинице и собрать вещи, — строго проговорила она.

— Какие глупости! Что вам там собирать? Рене, сегодня вы еще работаете на меня, и я приказываю вам поехать со мной.

— Значит, вы не оставляете мне выбора, да? — засмеялась она. На самом деле ей очень хотелось еще побыть с ним.

— Надевайте норковое манто, только не попадайтесь на глаза мадам Ламартен, она этого не вынесет, — посоветовал он ей с нарочитой серьезностью. — Я буду ждать вас на улице.

Большая черная машина была ей уже знакома. Она села в нее с приятным чувством школьницы, тайком сбежавшей с урока.

Они поехали на самый восточный мыс залива Ла-Боль и вскоре оказались совершенно в другом мире. Здесь побережье было диким, море шумно плескалось о темные, казавшиеся зловещими скалы. Но за ними открылась плоская равнина, и Рене увидела работающих в поле крестьян — угловатых мужчин и женщин. Женщины были в длинных темных платьях и белых чепчиках. Они поднимали к коричневым морщинистым лицам руки, похожие на клешни крабов, чтобы, защитив глаза от солнца, посмотреть на проезжающую машину.

— Как они тут преждевременно стареют! — грустно прокомментировал Леон. — И можно ли винить молодежь за то, что она не желает здесь оставаться? Молодые не хотят увять и иссохнуть, как эта неплодородная земля.

По пути он рассказывал о соляном и рыболовном промыслах, которыми занимается местное население, и вообще, как отметила про себя Рене, знал очень многое об их жизни для истинно городского человека.

— Моя родня больше интересуется другими вещами, чем модой, — коротко объяснил Леон, но не стал вдаваться в подробности, а Рене побоялась показаться ему слишком любопытной. В конце концов, он был ее работодателем, и у нее не было никакого права совать нос в его частную жизнь.

В Ле-Круазик они оставили машину на площади и, повернувшись спиной к морю, пошли по узкой улочке с бедными домишками.

— Сейчас будем с вами завтракать по-крестьянски, — весело объявил Леон. — Сегодня — никаких раззолоченных ресторанов, простая, свежая еда.

Он помог ей спуститься по каменным ступенькам в полуподвальное помещение с пустыми белеными стенами и балками под потолком. Столы тут были покрыты клетчатыми скатертями, на них стояли стеклянные подставки для ножей и вилок.

— Не забудьте при перемене блюд оставить приборы, новых не дадут, — предупредил ее Леон. — Это будет настоящая французская кухня, поданная тоже по-французски.