Идеология уважения к законодательной власти любому обществу удается труднее, нежели идеология уважения к Президенту. Это характерно и для России, где традиционно культивируется отрицательный образ российского парламента и парламентариев. Оно и понятно: представительная власть является более публичной, нежели исполнительная. Критиковать депутатов значительно легче и безопаснее, чем министров и губернаторов.
Слабость Государственной Думы – всего лишь зеркальное отражение отведенного ей конституционного статуса. Слабость большинства региональных парламентов и представительных органов местного самоуправления – проявление реального соотношения сил.
Политический обозреватель Владимир Лепёхин, похоже, понял, что «парламент в России – ничто», лишь оказавшись в роли депутата Государственной Думы: «Не власть, не авторитет. Так, бородавка какая-то на теле истинной власти, объект для насмешек со стороны прессы и интеллектуалов <…>. С первых минут работы стало ясно, что Дума долго не протянет»[195]
. Но Лепёхин, слава богу, ошибся в своих прогнозах.Состав парламента при таком соотношении властей, когда парламент изначально находится в подчиненном положении у Президента, не так уж важен, ведь и задача-то стояла «сформировать декоративный парламент, который никогда не ставил бы вопроса о своем главенстве в структуре государственной власти или хотя бы не принимал за реальность фантазии о разделении властей»[196]
. Егор Гайдар цинично откровенничал: «Парламент в России, слава богу, еще не власть»[197].Кому во все времена была выгодна дискредитация законодательной власти? Не лишним в этой связи будет напомнить изречение Адольфа Гитлера о парламентаризме как таковом: «Уже издавна я ненавидел парламентаризм <…>. Институт парламентаризма ничего, кроме вреда, принести не может вообще. Прежде всего, парламентаризм является причиной того невероятного наплыва самых ничтожных фигур, которыми отличается современная политическая жизнь».
Увы, российские СМИ в освещении работы Госдумы сосредоточили свои усилия на поисках скандалов, раздувании и без того скандальной популярности отдельных политических фигур. И ради чего? Чтобы в очередной раз назвать «чернью» свой же народ, который-де избрал такое «кричащее, топающее и дерущееся собрание»? Иные парламентские обозреватели, похоже, не ведали, что творили в погоне за красным словцом.
«Зоологическая» ненависть российских подданных к парламенту наблюдалась еще во времена разгона первых Государственных Дум, когда газеты выходили с характерными заголовками: «Радостная новость! Распущена Государственная Дума!»[198]
.Дореволюционный русский ученый Б. Н. Чичерин (1828–1904) стремился перенести на российские условия западную модель государственной власти: создать двухпалатный парламент, осуществить разделение властей, сделать государство правовым, обеспечить независимость суда[199]
. Но в начале XX в. Б. Н. Чичерин с разочарованием констатировал, что в России нет условий для парламентаризма: «Парламентское правление требует опытности, образования, сложившихся партий. Всего этого у нас нет»[200]. Разве эти слова не актуальны и поныне?Видимо, революционная роль во все времена больше удается российскому парламентаризму, чем роль гарантирования конституционного строя. Так, народные депутаты СССР в свое время в два счета приняли постановление Съезда народных депутатов СССР об упразднении КНК СССР, ведь многие из них хоть единожды «пострадали» от этого органа, налагавшего денежные начеты за финансовые нарушения руководителей.
Съезд народных депутатов СССР 5 сентября 1991 г. принял Закон, в статье 8 которого говорилось: «Положения Конституции СССР действуют в части, не противоречащей настоящему Закону». Получается, этот Закон стоял выше Конституции[201]
. И это сотворил сам представительный орган, который-то и должен защищать Конституцию, должен быть гарантией конституционного строя. А ведь Верховный Совет СССР в состоянии революционной эйфории лишь повторил формулу пункта 5 Декларации о суверенитете РСФСР, принятую 12 июня 1991 г. другим представительным органом – Съездом народных депутатов РСФСР.Призыв народного депутата СССР А. Оболенского