Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании

В мае 1797 г. лорд Грей вносит предложение об увеличении представительства графств с 92 до 113 мест, предоставлении избирательного права копигольдерам, платившим s40 годового налога и арендаторам, а также домохозяевам (potwalloper boroughs) в городах, регулярно платившим местные налоги. Этот законопроект также не нашел поддержки: в его поддержку был подан 91 голос, тогда как число противников правительственных мер составило 256 человек.235 Наконец, предложение лорда Дж. Рассела в апреле 1822 г. лишить 100 «гнилых местечек» второго места в парламенте, передав высвободившиеся места графствам и новым городам, до этого не представленным в парламенте, было провалено во втором чтении большинством в 105 голосов (164 голоса за предложение оппозиции и 269 голосов сторонников правительства против).236 По всей видимости, вплоть до начала 30-х гг. XIX в. реформа политического представительства была актуальна только для небольших групп радикалов, и не пользовалась широкой парламентской поддержкой.237

Формирование адекватной политической повестки в условиях, когда современные механизмы репрезентации отсутствовали, было немыслимо без системы гарантий прав парламентского меньшинства. Выражение «Оппозиция Его Величества» появилось благодаря Дж. Хобхаузу, лорду Брогэму. Он впервые употребил этот термин, выступая в парламенте в 1826 г.238 Сам же термин «оппозиция» появился в парламентском обиходе еще в 30-е гг. XVIII в., но тогда он отражал фракционную политическую практику, характерную для этого времени. Именно тогда возникло своего рода «вертикальное» политическое разделение, когда в палате общин и в палате лордов присутствовали люди, по-разному представлявшие себе политическое будущее страны. К середине XVIII в. разделение на политические группировки тори и вигов стало свершившимся фактом, но характер этого разделения нуждается в уточнении.

Дж. Кларк полагает, что парламентскую деятельность в XVIII в. следует рассматривать через призму отношений «патрон-клиент», а не политических партий, определяющих пути достижения консенсуса по вопросам текущей политики. В политике XVIII в. разделение на партии «двора» и «страны» определялось системой патронажа и родственными связями. Доминировал патерналистский порядок, при котором различные группы политической элиты стремились обеспечить свое политическое будущее через сохранение системы, гарантирующей доступ к государственным должностям. Эта система базировалась не на идеологическом разделении, а на его принципиальном отсутствии, вследствие чего именно близость к короне гарантировала занятие прибыльных государственных должностей и общественных синекур, подпитывая патрон-клиентские отношения.239

Взгляды Дж. Кларка подтверждаются практикой парламентских дебатов в XVIII в. Политическая борьба была столкновением лидеров противоборствующих группировок. Длинные выступления были не в чести, а об ораторском искусстве до появления Р. Уолпола и Ч. Дж. Фокса даже не упоминали. На протяжении столетия парламентские журналы содержат неоднократные жалобы на плохую посещаемость и отсутствие кворума. Ситуация стала меняться только в первой трети XIX в., косвенно свидетельствуя о том, что на смену патернализму приходят новые механизмы и институты обеспечения политического участия и коммуникации с обществом.240

Существование оппозиции в парламенте, конституционные споры начала XVIII в. и становление политических партий в конце столетия привели к тому, что парламентские процедуры стали главным образом процедурами оппозиции, призванными обеспечить права меньшинства в условиях отсутствия демократического представительства. В XVIII в. именно наличие института оппозиции позволяло корректировать политический курс в условиях политической борьбы различных аристократических группировок, пронизанных патрон-клиентскими связями внутри парламента, представляющего исключительно политическую элиту. Появление в начале XIX в. института «кнутов» и процедуры отсрочки дебатов для более тщательной их подготовки также предоставляли оппозиции дополнительные возможности для самоорганизации и более уверенного проведения своего политического курса.241 Таким образом, парламентские процедуры представляли собой едва ли не самую надежную гарантию легитимности принимаемых парламентом решений. в условиях, когда представительство ограничивается только элитой, устойчивость политической системы в значительной степени основана на парламентской процедуре.