Партработник

То же самое касается и второго информанта Фиша – Сосипатрова. Если Игоря Лукашева я знал и даже лично видел на одном из тех волгоградских митингов, то фамилию «Сосипатров» я даже никогда не слышал. Мне зимой 1990 года было 17 лет и я был политическим животным, то есть политика меня интересовала больше всего на свете, но я никогда не слышал это имя. Пришлось поспрашивать у знакомых и коллег. Может, этот информант все-таки представлял иную точку зрения? Выяснилось, что Владимир Сосипатров был активистом Демократической России, потом партии Демократический выбор России. Иными словами, из тех же политических оппонентов отца, что и Игорь Лукашев. Значит, вопросы к научной этике профессора Фиша остаются.

Непременно стоит отметить Андрея Васильевича Рогожина, «независимого волгоградского политолога», и, как я понимаю, активного участника тех событий. Он считает, что Анипкин воспользовался теми митингами для решения своих исключительно карьерных вопросов.57 Правда в его рассуждения вкрадывается логическое противоречие. «Волгоградской революцией», по его мнению, воспользовалась «аграрная группа», которая пришла к власти в области и держала все в своих руках до конца 1990-х. Так не понятно, Анипкин или «аграрная группа» в областном руководстве воспользовалась ситуацией и стала выгодополучателям тех событий? Он пишет, что Анипкин был представителем этой (мифической для меня) «аграрной группы». И тут еще логическое противоречие. Отец был первым секретарем Волгоградского горкома, то есть, исходя из терминологии А.В. Рогожина, должен был представлять городскую «индустриальную группу» – при чем здесь «аграрная»? Отца тогда действительно мощно поддержали различные городские партийные и не только организации.

По поводу «карьеризма» Анипкина. Те, кто ненавидел моего отца, с радостью водрузили на щит этот довольно банальный аргумент. Эти люди либо совсем не знали Анипкина, либо знали, но из-за какой-то личной ненависти не хотели подняться над примитивным уровнем интерпретации. Мне до сих пор непонятно, откуда у них такая ненависть к отцу? Чем он их бесил? Может, тем, что папа не соответствовал их карикатурно-гротескному образу партийного работника, который они так упорно навязывали людям?

Я много раз приводил примеры, подтверждающие, что для папы демократизация партии была не коньюнктурной фразой, а давно выстраданной установкой. Если он был махровым карьеристом, то зачем он выступал с неприятной в 1975 и 1984 гг критикой на пленумах обкома, задолго до перестройки? Это же очевидно усложняло ему жизнь. Я ведь привел только то, что можно доказать архивными материалами. А сколько было выступлений, которые не сохранились. А мои долгие разговоры с папой… Он искренне хотел изменить партию и чувствовал в себе силы и способность сделать это.

В том-то вся проблема – партия была настолько скрытой от посторонних глаз системой, что никто толком не представлял, что там происходило. Вот и думали, что все, кто в перестройку стали первыми секретарями, – сплошные карьеристы и конъюнктурщики. Что новое поколение партийных работников, наконец, получило возможность реализовать свою поколенческую программу – мало кому приходило в голову.

Доказательством отсутствия карьеристских устремлений отца является хотя бы тот факт, что он отказался от предложений остаться в администрации области после запрета КПСС в августе 1991, хотя ему предлагали пост руководителя областного комитета. Он также категорически отверг мое предложение позвонить своему бывшему подчиненному И.П. Рыбкину – просить должность, когда Рыбкин стал председателем Государственной Думы в 1993 году. Папа тогда отрезал: «Не буду никому звонить. Не хочу унижаться». После неудавшейся попытки стать депутатом облдумы он бросил политику окончательно и с головой ушел в создание своего ипотечного фонда – одного из первых тогда в стране. Превратился в частное лицо и никогда больше не претендовал ни на какие властные должности. А ведь в 1991 году ему было только 51! Самый «сок» для руководителя. Все знаешь, все можешь, опыт есть и силы – работай!

Я думаю, вне КПСС папа себя не видел, да и не хотел видеть. Он так долго шел к своей мечте – демократизации партии. С гибелью партии погибла и его мечта. Потом он смог создать себе другую мечту – фонд, который помогал достраивать в сельских районах жилые дома-долгострои. Затем он превратился в «Фонд жилья и ипотеки», который в несколько модифицированном виде существует по сей день. Воплощение организаторских способностей отца.