Партработник

Ельцин ведь партию запретил, воспользовавшись моментом, не случайно. Она у него была как бельмо в глазу. Действительно огромная сила, мешавшая ему установить режим личной власти. Он это прекрасно понимал. Отлично знал, что очень скоро его популярность уйдет и с КПСС ему тягаться будет невозможно в открытой политической конкуренции. Россия – левая страна и популярность КПСС в народе в той или иной степени была всегда. Об этом свидетельствуют цифры соцпоросов Левада-Центр, публиковавшиеся в «Огоньке» накануне XXVIII съезда в июне 1990 года. Не было ведь обвала популярности, как сказали бы сейчас. Свои минимум 30 процентов партия взяла бы даже в самом «провальном» для нее 1991 году. А то и больше, чем 30 – это я о минимуме говорю. Ельцин это прекрасно понимал.

Ельцин воспользовался ГКЧП и тем бесславным августовским «путчем» как предлогом для запрета КПСС, расчищая себе дорогу к ничем не ограниченной суперпрезидентской власти. Затем он жестоко расправился с Верховным Советом – вторым политическим органом, стоявшим на пути его личной, фактически ничем не ограниченной власти. А ведь когда-то Борис Николаевич ходил на митинги в Лужниках, где активно выступал за передачу власти от КПСС Советам. Даже фотография сохранилась – где он стоит у микрофона на фоне лозунга «Вся власть Советам». Это был год 1989. Спустя четыре года он расстреляет из танков Верховный Совет, за передачу власти которому он так рьяно выступал, и главой которого был. Этот человек сначала расправился с партией, в которой он сделал головокружительную карьеру, которая привела его на вершину советской властной пирамиды. Затем расправился и с Верховным Советом. Просто это надо помнить.

Я уже заканчивал писать эту книгу, когда ко мне обратился коллега с предложением прочитать лекцию по интернету о перестройке группе студентов-историков одного очень хорошего московского вуза. Я с удовольствием согласился. Лекция была в форме нашего с ним диалога и в конце коллега меня спросил: «А как ты думаешь, почему КПСС исчезла, прекратила своё существование? Ведь она же сама и инициировала перестройку».

А ведь хороший вопрос. Я его как-то себе не задавал. Ну понятно – Ельцин и все такое. Как я уже сказал, партия ему мешала, и он воспользовался тем, что ЦК КПСС не собрался на пленум немедленно уже 20 или 21 августа и не отмежевался от действий «путчистов», не поддержал своего генерального секретаря в официальном заявлении. Ельцину нужен был предлог и вот это и было предлогом для запрета партии. С этим все ясно.

Вопрос в другом – почему партия дала ему в руки этот предлог. Используя футбольную лексику, почему она, КПСС, забила гол в свои собственные ворота? Почему она так легко и безрассудно дала в руки политического противника такой очевидный козырь, которым тот не преминул воспользоваться? Так не просто дала этот козырь – прямо поднесла на блюдечке. Справедливости ради следует сказать, что это не партия и даже не ее ЦК преподнесли такой подарок Ельцину, а ее политбюро как вновь созданной Российской компартии, так и политбюро ЦК КПСС. В тот решающий момент там оказались весьма ограниченные люди, которые были не в состоянии не только оценить важность момента, но даже послушать голоса более вменяемых членов ЦК, призывавших срочно собрать пленум и отмежеваться от ГКЧП.

Срочного созыва пленума ЦК требовал мой отец, который предпринимал совершенно отчаянные усилия для того, чтобы убедить членов политбюро ЦК КПСС немедленно собрать пленум ЦК и принять заявление, осуждающее ГКЧП. Он об этом подробно рассказал в своих записках:

«Позиция секретариата ЦК КПСС была ясна, но все-таки секретариат – это не ЦК и тем более не партия. Можно было бы еще что-то исправить, срочно созвать Пленум ЦК, исключить из партии членов ГКЧП и принять меры к вызволению Генерального секретаря. Короче, я все-таки оставался членом партии и должен был думать об ее интересах. Поэтому настойчиво добивался связи с центром.

Вот сейчас думаю – не было ведь уже центра. Да и последние годы работы показали, что нельзя сохранять порочный принцип централизации, он себя исчерпал. Сам я об этом неоднократно говорил. Так почему же в тот день так упорно добивался связи с ЦК? Сказался стереотип – ждать ценных указаний? Так ведь к тому времени недвусмысленное указание уже поступило. Нет, думаю, просто очень больно было за партию и хотелось хоть что-то сделать, чтоб спасти то, что осталось. Но спасти было уже невозможно.

По спецкоммутатору мне сообщили, что заместитель Генерального секретаря Ивашко – в больнице. Так оно и было. Его обязанности в это время исполнял секретарь ЦК Олег Семенович Шенин. Это интересная фигура, и о нем я расскажу несколько позже. А тогда я все- таки дозвонился до приемной Шенина. Мне сказали, что он пошел на заседание государственного комитета по чрезвычайному положению, к товарищу Янаеву. Мне и до этого все было ясно, а тут уже вообще не осталось никаких сомнений.