Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

— Мы с Машей и Олей согласны. Как пьеса-то называется? Все в строю тут же оживились, будто бы ждали еще чего-то от девчонок. Все зашевелились, завертели головами.

— Тебе же сказано было — Шекспир. Значит, Дездемону душить будут! — крикнул кто-то из второго ряда, прячась за спины товарищей, стоявших впереди.

Все тут же поддержали остроту, ехидно хихикнув в ответ: знаем, читали.

— Ну, в смысле «молилась ли ты на ночь, Дездемона?» — не унимался хохмач из-за могучих плеч братьев Орликовых.

— Дездемона у нас, к сожалению, не предусмотрена, — пояснил, поморщившись, Илья. — У нас будет Офелия. И Гамлет.

— В бесплодье умственного тупика
Так погибают замыслы с размахом,
Вначале обещавшие успех… —

продекламировал всё тот же курсант. Все в восхищении задвигались и зашумели.

Пал Палыч нахмурился:

— Галеев, два шага вперед! Будешь играть в спектакле.

— А что, и буду. Только Гамлета! — весело отозвался тот. Гренадеры Орликовы расступились, явив миру курсанта Галеева. Это был стройный черноволосый красавец среднего роста. Его темно-карие восточные глаза смотрели на мир чуть насмешливо и с вызовом. Он выступил из строя и вдруг, неожиданно для всех, едва заметно сделал несколько па ножкой и жестов ручкой, изображая средневековый поклон.

Все опять дружно, одним выдохом, смачно заржали. Иго-го было таким громким, что стоявший на вахте третий помощник выглянул из рубки. Двое курсантов у штурвала вытянули, как гуси, шеи и гагакнули в знак солидарности, но от колеса управления не оторвались.

— Хватит глотки рвать, господа моряки! Кто еще изъявит желание поучаствовать в спектакле, того освобожу от вахты. На время тренировок. — Пал Палыч был по-прежнему невозмутим.

— На время репетиций, хотели вы сказать, — поправил его с ехидцей Галеев.

— Во-во, репетиций, — поправился он, не поведя и бровью. — А ежели еще и сыграете хорошо, то и все ваши грехи прощу.

Пал Палыч слов на ветер обычно не бросал, курсантам это было известно. Все в строю еще более оживились.

Илья оглядел колыхнувшуюся от переизбытка эмоций публику.

— Будем ставить «Гамлета». Не всего, конечно, отрывок, — уточнил он. — Но так, чтобы было понятно всем, о чем идет речь. Нужны еще Розенкранц и Гильденстерн…

— Какие еще Розен с Гильдией? — раздались недоумевающие вопросы.

— Розенкранц и Гильденстерн, — повторил еще раз Илья.

Он взглянул украдкой на Машу. Та смотрела на него не таясь.

Взгляды их встретились. Кто будет Офелией, он знал точно. Вернее, они вдвоем знали.

А вот кто будет принц датский? Еще утром Илья был уверен, что он сам будет с черепом бедного Йорика произносить шепотом: «Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия… неистощимый на выдумки». Но теперь всё изменилось. И кто будет играть Гамлета, это еще вопрос.

Накануне вечером Илья посвятил Машу в свои театральные планы, пообещав, что она будет Офелией, а он Гамлетом. Идея была такой заманчивой, что Маша счастливо засмеялась и захлопала в ладоши. Договорились, что она девчонкам рассказывать об этом не будет, чтобы никто ничего не заподозрил. И вот первый сбой, с Галеевым. Тот оказался не робкого десятка и уже серьезно предложил свою кандидатуру на роль Гамлета, когда они в тот же день собрались вечером в каюте у Ильи. Его тут же поддержала Катя.

«Ладно, — раздосадовано размышлял про себя несостоявшийся Гамлет, — я его выгоню под предлогом несоответствия роли…» А Маша-то знает, что это всего лишь его «личный интерес». И тут он еще больше разозлился, теперь уже на себя: «Что она подумает? Еще и постановки никакой нет, а я уже плету интриги. Тоже мне театральный деятель выискался!»

Из записной книжки, отрывки из обрывков, которые быть может, пригодятся… 7 августа

Откуда пришла вдруг эта дурацкая мысль? Наверное, от пресыщения одиночеством, созерцательностью. И вот нереализованная до конца мечта построить из человеческих душ некую конструкцию, которая объяснила бы наконец другим твое мироощущение, что ты чувствуешь и видишь…