Парусник № 25 и другие рассказы

Генри Белт кивнул: «Предусмотрительно с вашей стороны. Лучше не демонстрировать невежество с первого дня. Предоставлю вам кое-какие сведения. Во-первых, носите такую одежду, какая вам по душе. Я не люблю униформы. Никогда не ношу униформу. Никогда не надевал униформу. Во-вторых, если у вас есть какое-нибудь вероисповедание, держите его при себе. Я не люблю религию. Никогда не любил никакие религии. Отвечаю на вопрос, только что возникший в голове у каждого из вас: нет, я не считаю себя господом богом. Но вы можете считать меня господом богом, если это вас устраивает. А этот блокнот, – Белт приподнял красную записную книжку, – можете считать синкретическим компендиумом заповедей господних. Очень хорошо. Есть вопросы?»

«Вопрос, сэр!» – отозвался Калпеппер.

«Говорите, кадет».

«Есть какие-либо возражения против употребления спиртных напитков на борту корабля, сэр?»

«Брать с собой спиртное кадетам запрещено, разумеется. Должен заметить, однако, что на борту так или иначе должен быть запас питьевой воды, а имеющиеся в наличии органические вещества могут быть подвергнуты переработке. Бутылки, к сожалению, слишком много весят».

«Понятно, сэр».

Генри Белт поднялся на ноги: «Последнее напутствие. Кажется, я забыл упомянуть о том, что у меня на корабле поддерживается строгая дисциплина. Каждый мой приказ подлежит немедленному и неукоснительному исполнению. Если я прикажу играть в чехарду, вы должны тут же выстроиться друг за другом и начать прыгать друг через друга. Если я прикажу встать на голову, передо мной должны появиться шестнадцать вытянутых вверх ног. Возможно, вам покажется, что мои команды бессмысленны или непоследовательны. Кое-кому так казалось. После десятого полета несколько кадетов утверждали, что я предъявлял к ним непомерные требования. Не знаю, где вы могли бы их найти, чтобы выслушать их жалобы: их всех давно выписали из госпиталя. Теперь мы понимаем друг друга. Точнее, вы понимаете меня, потому что нет никакой необходимости в том, чтобы я понимал вас. Это опасная работа, само собой. Не могу гарантировать вам безопасность. Никаких гарантий. Тем более, что нам выделили старый 25-й парусник, которому давно пора на свалку. Вас тут восемь человек. В полет отправятся шестеро. Я извещу вас об окончательном составе экипажа до конца недели. Еще какие-нибудь вопросы?… Нет? Ну и хорошо. До скорого!» Слегка покачиваясь на ходу, Белт спустился с возвышения, и Калпеппер снова уловил запашок перегара. Прихрамывая на тонких кривых ногах – так, будто он испытывал боль на каждом шагу – Генри Белт вышел в коридор.

На несколько секунд в конференц-зале наступило молчание.

Затем фон Глюк тихо произнес: «Боже мой!»

«Он и вправду рехнувшийся тиран! – проворчал Веске. – Никогда не слышал ничего подобного! Мания величия, чистой воды!»

«Тише! – поднял палец Калпеппер. – Он же предупредил: не сплетничайте».

«Еще чего! – буркнул Макграф. – Мы в свободной стране. Что хочу, то и говорю – кому, к чертовой матери, какое дело?»

«Господин Белт не отрицает того, что мы находимся в свободной стране, – заметил Калпеппер. – Именно поэтому он может выставлять оценки по своему усмотрению».

Веске поднялся на ноги: «Удивительно, что его еще никто не прикончил».

«На твоем месте я поостерегся бы, – возразил Калпеппер. – Он не выглядит слабаком».

Неопределенно махнув рукой и задумчиво нахмурившись, Калпеппер встал, после чего подошел к двери и выглянул в длинный коридор, куда только что удалился Генри Белт. Там, прислонившись спиной к стене, стоял Генри Белт собственной персоной.

«Кстати, сэр, – любезно обратился к нему Калпеппер, – я забыл спросить: когда вы хотели бы снова с нами встретиться?»

Генри Белт вернулся в зал и снова взошел на возвышение: «Мы можем снова побеседовать и сейчас, меня это вполне устраивает». Усевшись за стол, он открыл красную записную книжку: «Вы, господин фон Глюк, позволили себе воскликнуть оскорбительным тоном: „Боже мой!“ Один минус. Вы, господин Веске, употребили в мой адрес выражения „рехнувшийся тиран“ и „мания величия“. Три минуса. Господин Макграф, вы высказались в том роде, что в нашей стране, по меньшей мере официально, гарантируется свобода слова. В данный момент мы не будем подробно обсуждать эту гипотезу, но я считаю, что в контексте взаимоотношений с инструктором ваши замечания граничат с нарушением субординации. Один минус. Господин Калпеппер, ваше невозмутимое самодовольство меня раздражает. Предпочел бы, чтобы вы проявляли хотя бы некоторую неуверенность в себе, даже какое-то беспокойство».

«Прошу прощения, сэр».

«Тем не менее, вы воспользовались случаем напомнить коллегам о моем предупреждении, в связи с чем на этот раз я не выставлю вам минус».

«Премного благодарен, сэр».

Откинувшись на спинку стула, Генри Белт уставился в потолок: «Слушайте внимательно – я не намерен повторять одно и то же много раз. Если хотите, можете делать заметки. Тема для обсуждения: «Солнечные паруса, теория и практика». Вы должны быть уже знакомы с этим материалом, но я напомню основные положения, чтобы не возникало недоразумений.