Пасмурный полигон

— Малыш, ты плохо шутишь. Ты работал у английского шпиона, а теперь хочешь обвинить в чем-то службу СС? У тебя задатки крепкие. Ну что ж, придется тебе узнать кое-что из наших производственных возможностей. Эй, Гельмут, возьми парня к себе на часок! Если у него появится желание говорить, кликни меня…

Вошел давешний знакомый, только уже в одном мундире. Рукава его были закатаны. Он подтолкнул Пауля в спину.

— Идем!

Они пересекли коридор и вошли в большую квадратную комнату. Здесь плавали тучи табачного дыма, и на скамейке у стены сидели трое молодчиков в нижних рубашках. Они переговаривались и курили. Когда Пауль и Гельмут вошли, один из них с любопытством оглядел Пауля.

— Ничего парнишка… Крепкий… Что за категория, шеф?

Гельмут глянул в записку, которую он взял со стола у Зауэра.

— Третье «Б»…

— Ладно… — Молодчик поднялся, подошел к Паулю, сунул ему в лицо дымящуюся сигарету. — Он все скажет, как надо, шеф… Парень боится боли. Вон как расширились зрачки… Он уже дрожит, шеф. У него, конечно, есть девчонка, и ему неохота, чтобы вместо таких приличных мужественных губ она целовала лохмотья… Не так ли, парень? Ты будешь говорить?

— Я ничего не знаю…

Гельмут сел за стол, придвинул бумагу.

— Вопрос первый: сколько тебе платил Эккерт за работу на англичан? Считаю до трех… Раз… два…

Громилы встали и с трех сторон окружили Пауля.

— Три!

Первым ударил давешний «философ». Ударил в лицо. Пауль качнулся в сторону, но устоял. Ударили слева, потом справа. Удары сыпались один за другим, а он стоял. Кровь заливала лицо, и мозг реагировал на каждый удар тугим болезненным толчком. Били долго, остервенело. Гельмут крикнул:

— Стоп!

Пауль остался один среди комнаты. Сквозь кровавый туман проступали неясные очертания трех сбычившихся фигур. Откуда-то издалека донесся голос Гельмута:

— Вопрос первый… Раз…

Били долго. Голос «философа» констатировал с удивлением:

— Не падает, свинья…

А Пауль помнил, как в Бауманском, на занятиях секции бокса, выступая по первому полусреднему весу, выдерживал на тренировках на спор три раунда с Николаем Рыжовым, соседом по комнате в общежитии, державшим первое место по «Буревестнику» в среднем весе, и не только выдерживал, но и порядком изматывал его. Если бы можно было сейчас пустить в ход свое умение. Он бы показал этим сволочам… Но нельзя. Главное — не сорваться. Главное — устоять…

Его все-таки свалили на пол. Били ногами. Он приподнимался на руках, его сбивали ударом сапога. Потом сразу оставили в покое. Он лежал на полу, подвернув под себя левую ногу, и ждал новых ударов, готовясь принять их на плечо. Но его не били. Над ним склонился кто-то, и голос Зауэра сказал:

— Я же говорил… Я помню, как ты сам верещал в свое время, Гельмут. Шеф хотел тебя отправить тогда в охранные войска. Если б не твои кулаки, ты показывал бы сейчас свой класс на поляках. Ладно… Перенесите его в санчасть. Сегодня он должен быть на ногах…

К удивлению всех, Пауль поднялся сам. Качнулся, глянул разбитым глазом в лицо Зауэру:

— За что?

Зауэр похлопал его по плечу.

— Отлично, малыш… Эту процедуру прошли в свое время все, кто сейчас работает в аппарате. Теперь все будет как надо… Твой разговор с Остером слушал сам шеф. Ему понравилось. Теперь ты будешь работать со мной. А теперь иди к столу и подпиши эту бумагу.

Он вынул из папки коричневый листок с хищным орлом на грифе и положил его перед Паулем.

«Клянусь быть верным делу моего фюрера Адольфа Гитлера, беспрекословно выполнять любые приказы рейхсфюрера СС Геринга Гиммлера и партийных функционеров. Клянусь быть преданным до конца идее тысячелетнего рейха и добиваться исполнения ее всеми существующими в природе средствами…»

Клятва эсэсовца. Пауль подписал ее. Стоящий сзади «философ», слюнявя сигаретку в уголке рта, добродушно похлопал его по плечу. Пауль сбросил его руку. Зауэр засмеялся:

— Это волчонок, Хютц… Когда он наденет форму, у тебя могут быть с ним неприятности. Имей это в виду.

Хютц ухмыльнулся и поиграл мускулами. Пауль пошел следом за Зауэром.

Через полчаса в эсэсовской санчасти ему вытатуировали под рукой личный номер и группу крови. Зауэр сказал:

— У тебя номер двенадцать тысяч восемьдесят. Вчера коммунисты убили Вилли Грюна, он в СС с тридцать пятого года. Ему продырявили голову, когда он шел темным переулком. Три пули в лоб. Ты получил его номер, малыш. В рядах СС не должно быть брешей.

Пауля переодели в черный мундир без знаков отличия и повели по длинным коридорам. В полутемной приемной Зауэр что-то шепнул адъютанту, сидевшему за столом. Тот зашел в кабинет и тотчас же вышел.

— Группенфюрер ждет вас!

Первым зашел Зауэр. Он рявкнул басом: «Хайль!» — и вытянулся. Пауль увидел за столом невысокого широколобого человека с бычьей шеей и маленькими глазками. Человек неотрывно глядел на него.

— Фамилия?

— Крейчке!

— Крейчке нет. С сегодняшнего дня ты Пауль Шмидт. Шмидт, понял? Зауэр, три месяца карантина. Подойди сюда, Шмидт!

Пауль подошел. Мюллер встал, взял со стола витой погончик, петлицы со знаками отличия ефрейтора СС и торжественно вручил их Паулю.

— Поздравляю, штурманн Шмидт!