Всхлипнула опять Рарица — полегчало ей, какая-то тень отступила, словно ветерком качнуло цветочек тыквы. А может, выбралась из желтого венчика какая-нибудь черно-зеленая букашка и улетела прочь, сгинула-растворилась в полуденном мареве…
4
Иногда казалось, стоит Патику выйти на люди, как все вокруг съеживалось, будто от дурман-травы или ядовитой белены, желтело и усыхало. Почему, спрашивается, расплакалась жена его, Рарица? Оттого ли, что женщины всегда жалуются на свою долю? Может, от веку одно им предписано: родами мучиться да от любви страдать-маяться…
«Вертела-крутила меня жизнь, как малую рыбешку на мелководье, била о камни, несла дальше и к тебе вынесла. Теперь рад бы хвостом вильнуть, да не тут-то было, Рэрука. Научен — коли попал в тихую заводь, сиди и не рыпайся…» — не раз так говаривал Кирпидин своей Рарице.
Пока росла у Думитру Катанэ младшая дочь, никто о ней худого слова бы не сказал. В маму удалась, а мать была — вылитая бабушка. Обе они, бедные, давно в землю ушли, желтой глиной стали на кладбище, на холме за селом. Когда заневестилась мать Рарицы, бабушка ее стала наставлять: «Деточка моя, жизнь у тебя впереди долгая-предолгая, не спеши, милая, не гонись. Дожидай своего часа, судьба тебе и выпадет. Всякому человеку время отмерит его долю, не поскупится. То и мудрость женская, дитятко, век жить — век ждать, уж порой и не чаешь, а судьба-то и улыбнется. Удача, что звереныш лесной, за человеком рыщет, покорного сама сыщет. А коли взбредет кому на ум силком участь свою захватить — упорхнет из рук, вовек не догонишь…»
Так и Рарица, потеряв родителей, на судьбу не сетовала. Ждала своего часа и дождалась, бесталанная…
Тогда, в сорок девятом, ей только-только семнадцать сравнялось. Стояло лето, Рарица вместе с сестрой Надей полола кукурузу в долине Хэрмэсэроая. Не хотела Рарица в тот день идти — обещалась подружке помочь по хозяйству. Просила Надю: давай в поле на той неделе выйдем, тоже людей позовем на подмогу, возьмемся разом, за день и управимся.
Небольшой надел семьи Катанэ далеко от деревни, в долине Хэрмэсэроая, все одно что у черта на куличках. В тот год усердней обычного работали крестьяне на своих клочках земли, прошел слух о коллективизации. Надя, как старшая, прикинула: «Что там выйдет с колхозами, еще вилами на воде писано. Свой хлеб надежней, хорошо бы наперед запастись, зимы на две-три. Год на год не приходится». Голод и засуху сестры пережили, похоронили во время тифа родителей. А с чем встретят осень? Над крохотным лоскутком поля бездонное небо, чего от него ждать — града ли, дождя или будет палить день за днем? И земля чем отплатит, если не угодишь ей трудами, не ублажишь ненасытную?..
«Беда с тобой, Рарица, — сердилась Надя. — Не заботит, как жить будем, ветер в голове, вечеринки да посиделки».
С вечера повздорили сестры, заупрямилась Рарица — не пойду, и ни в какую: слово дала, подруга ждет. Надя с упреками: ох и ленива Рарица, ох и нерасторопна, о завтрашнем дне и думы нет, зима накатит — крошки хлеба не наскребешь. Ну ясно, у подруги девушки соберутся, потом парни под окном гикнут — уж не до работы, пойдет веселье, дым коромыслом! Рарица свое твердит: подождет твоя кукуруза, не провалится в тартарары до понедельника. Нынче суббота, днем раньше, днем позже — одна печаль.
На утренней зорьке, не успели перекусить, опять перебранка.
«Глупая ты, Рарица! — не унималась Надя. — Жди-пожди до понедельника… А дождь хлынет, а хвороба пристанет? Пораскинь-ка, вот запишемся в колхоз — забыла, что на собрании говорили? Платят в конце года, а до той поры на своих харчах. Откуда же нам взять, если сейчас руки не приложим?»
«Да поскорей бы уж этот колхоз! Засохни твоя кукуруза, ноги моей больше не будет в той долине, — огрызнулась Рарица. — Первая побегу запишусь, чтоб мне пропасть».
«Ой, Рара, хлебнешь… Не зря говорят: сделано наспех — сделано на смех».
И вот они на поле, дуются друг на дружку, будто кошка меж ними пробежала, работают молчком. Полют сестренки усердно, раз уж выбрались, ведь несчастная их полоска земли так далеко от дома! Когда еще притащишься сюда и снова будешь драть сорняки до упаду, пока в глазах круги не поплывут… Всякому хочется, чтобы зимой дымилась на столе золотистая мамалыга, а две сироты живут сам-друг, помощи ждать не от кого.
Поднялось солнце. Июнь сухой стоит, жаркий, жжет-палит все кругом, пышет жаром, как из печки, снизу пятки припекает.