Пастораль с лебедем

— Не меня ищут, случаем? Семен Данилыч со склада может справляться… — Его тенорок заглушал голос в трубке. — Куда ни сунься, везде проверки. У нас перед новым годом засела ревизия, и конца не видать, все чего-то рыщут. Знаете что… — Кирпидин покосился на телефон. — Вы бы написали, ну, вроде записочку: больница не принимает. Может, не слыхало начальство про карантин? Оно ведь как — здоров человек, здоров, ходит на своих двоих — бац! — а у него страшный грипп, азиатский. Скажут потом американцы, что нарочно заразили. Скандалу не оберешься. Так и пишите: рады гостям, когда нет микроба, а нынче двери на запоре. Спросит председатель — доложу: больных распустили по домам, спасаются от карантина. — Сам подумал: «Надо под шумок Рарицу домой забрать».

— Ой, помолчите, папаша! — бросил трубку дежурный врач. — И так не слышно, да вы еще балабоните.

— Жена жалуется. Очень, говорит, гриппа боюсь, плачет даже. Попроси, говорит, доктора домой отпустить.

Вот они, рожки Авизухины: понавертит Кирпидин, наплетет с три короба, пока свой «интерес» не проклюнется…

После возвращения председатель Гэлушкэ отослал Патику в поле сторожем, он быстро освоился, прижился в тракторной бригаде. Весной, когда солнце поднималось к полудню и трактористы собирались на перекур, травили анекдоты, потягивая саднящий табачок, а над черной взрыхленной пахотой парила неясная, зыбкая дымка, Кирпидину не сиделось на месте:

— Смотрю я на вас, хлопцы… Устали, размякли на солнышке, да? — и обхватив коленки, казалось, еле удерживается, чтобы не подскочить: — А кто здесь самый шустрый? Кому не лень сотню заработать? Всего делов-то — вот этой гайкой попасть в то окошко. С десяти шагов. Окно починю, не переживайте, стекла за мой счет. И в придачу ведро вина на всю бригаду. Кладу сотенную, если кто возьмется. Да куда вам, кишка тонка!

— А чем кидать? — спросил парень, что лежал, развалившись, на траве.

— Сам выбирай, Параскив, только все равно промажешь. Держи гайку.

— Я попаду! Этим шурупчиком, — повеселел другой тракторист, отбросив щелчком окурок. — Лишь бы стекла сам вставлял.

— Сказано, стекла за мной, пропади я пропадом, если не вставлю. Кидай, что хошь — шуруп, камень, хоть бревно, главное, попади. Сторублевка — вот она. По рукам? — Кирпидин шарит по карманам: в полосатом носовом платке, завязанном узелком, припрятана трехмесячная зарплата из МТС.

Встрепенулся и Параскив, словно отбросил щелчком сонную одурь, как его приятель — сигаретный окурок. Поплевал на ладони, точно не об заклад вышел биться, а силой мериться.

— Это мы враз, одной левой! Шагай, дед, — засмеялся парень: сколько он там протопает, недомерок, своими детскими шажками, — метров пять от силы.

— Нашагаю, успеется. Гони и ты сотню на бочку, раз берешься. — Тянет волынку Кирпидин, похоже, готов на попятный: до окна-то рукой подать, сотней пробросаешься. Параскив от души хохочет. — Чего скалишься? Я свою выложил, твоя где?

Загомонили трактористы — кому не охота лишней сотней разжиться? Смех и грех, средь бела дня с десяти шагов в здоровенное окно не попасть!

— Хлопцы, кто одолжит, по-быстрому!.. — Параскиву не терпится, сейчас он покажет приблудному зэку, как деньга куется, если у тебя башка не соломой набита. Нет наличных — найдется ручатель. Параскив, слава те, господи, не кривой, не косой — так по окну шарахнет, что разлетятся стекла мелкими брызгами! И перекочуют денежки ему в карман из Скридонова полосатого платочка.

— Я поручусь за Параскива, дед, мне доверяешь? — вышел вперед парень в замасленной тельняшке.

— Ладно, будь по-вашему. И все вы, ребятки, нам свидетели… Смотри, Тикэ, твое слово крепко! Значит, уговор такой: я отмеряю десять шагов… Попадет он — кладу сто рубликов, стекла вставлять мне. Параскив со своей сотней, если промахнется, мне платит, и ведро вина на всех.

Ударили по рукам. Трактористы, здоровые молодые детины, разгорелись — пятеро, шестеро, сколько их там было на дневной смене. Пожалеть бы Кирпидина, совсем ополоумел старик посреди пустынных полей, сутками напролет сидя возле дома бригады. За Тику сотня не пропадет, да уж больно договор смехотворный. Кирпидин суетится у окна, мостится и так и эдак, половчей бы ступнуть, отмерить десять шагов навстречу шумной ораве — повскакивали парни, сбились в кучу, ждут! Привстал Скридонаш на цыпочки и двинулся… вдоль стены! Ступает на пятку, шаги отсчитывает, как условлено — пять, шесть, семь, на восьмом до угла дошел… на девятом за угол дома свернул… Скрылся из глаз! Голосок только доносится:

— Девять, десять… — и окликает: — Сюда, Параскив! Десять шагов есть, иди бросай свою железяку!

Тишину прорезал чей-то хохоток: какой ловкач разобьет стекло, стоя позади дома? Исхитрись-ка, метни из-за угла камушек в окно на фасаде…

Выиграл мош Кирпидин.

— Завтра получишь деньгу… — Параскив сплюнул, выругался. — Упьюсь вечером — на глаза не попадайся, зашибу. Видал? — поднес он к носу Скридона могучий кулак в пятнах солярки. — Хряпну — юшка потечет! Ой, уйди, дед, от греха…