Пастушок

На рассвете Микула Селянинович, нагрузив свою сивую кобылу, пошёл с ней в поле пахать. Солнышко всходило на чистом небе. Туман над Днепром рассеялся. Становилось очень тепло. Микула боялся, что будет жарко. Ведя свою старую лошадку вдоль берега под уздцы, он тихо насвистывал. И соседи, и встречные ему кланялись, а он кланялся им в ответ.

Обе его дочки со своей новой сестрицей проснулись после полудня. Ополоснулись они из большой кадушки, стоявшей возле крыльца. А потом Настасья и Василиса повели Зелгу в хлев, дабы познакомить её со свиньями, жеребцом и рыжей коровой, уже родившей телёночка. Зелга с ними мало что познакомилась – подружилась. Стоял в хлеву и её испытанный друг, вороной текинец. Взяв из-под кур десяток яиц и отдав их девке, которая мела двор, барышни отправились в избу завтракать.Просяную кашу с медком, пареную репу и молоко в глиняном кувшине им подала Акулина.

– Слыхали, барышни, что на пристани говорят? – спросила она, кладя на стол ложки, – да и не только на пристани, но и по всему Киеву!

– Ну, и что говорят? – спросила Настасья, стараясь не показать своего волнения. Очень странным было оно – как будто чья-то костлявая ледяная рука прикоснулась к сердцу. Зелга и Василиса тоже уставились на служанку, но с иным чувством. Они решили, что есть какие-то новости про Евпраксию. Акулина небрежно бросила:

– Говорят, что Владимир-князь выгнал гусляра Даниила из своего дворца! И даже пинка ему дал под зад!

– Даниила? – переспросила Зелга, переглянувшись с сёстрами, – гусляра Даниила? Сына Мамелфы? Да это какой-то вздор! Даниил – в Чернигове!

– Тю, проснулась! Он ещё ночью прискакал в Киев! И ночью стало известно, что госпожу твою распрекрасную знаешь кто полонил? Ахмед!

– Ахмед? Тот самый Ахмед?

– Да, тот самый! Громадный, страшный турчин, которого Даниил избил около Почайны, да не убил из-за своей глупости! И вчера господин этого турчина, патрикий греческий, сказал князю, что его раб влюблён в Забаву Путятишну, и как раз потому напал он на Даниила! Ахмед водил дружбу с мальчишками-половчатами. А три дня назад он пропал!

– Пропал?

– Без следа! Выходит, что для него шустрый половчонок вашу Евпраксию заарканил. Это всё рассказал Алёшка Попович, он врать не станет! И получается, виноват во всём Даниил! Свернул бы тогда башку этому Ахмеду, идолищу поганому, и сейчас все были бы счастливы.

– Пошла вон! – велела Настасья. Первое слово у неё вышло, но на втором голосок почему-то дрогнул. Не зная, куда девать себя от стыда, Настасья схватила ложку и стала есть. Взглянув на неё внимательно, Акулина расхохоталась и уплыла, качая широкой задницей. Зелге и Василисе было, конечно, не до того, чтобы всё это заприметить. Сосредоточенно размышляя над тем, что было услышано, они ели кашу с медком. Ели очень медленно. Их примеру следовала Настасья. То, что творилось с её пылающей головой, нельзя даже описать.

И глубокомыслие приковало взгляды к тарелкам до того крепко, что ни одна из девушек не заметила, как открылась дверь и вошла Меланья. А её стоило бы заметить! На ней была юбка синяя, узкая, и малиновая рубашка, расшитая золотыми нитями. Белокурая голова молодой боярыни очень сильно была взлохмачена, и высокой, худенькой, длинноносой Меланье такая причёска шла. Это заявила ей княжна Настенька, у которой младшая дочь Путяты провела утро. Пили они вино. Для восстановления дружбы Настя при помощи своих девушек и китайской сурьмы, румян да ещё каких-то заморских штук сделала Меланью почти красивой.

– А, вот ты где, моя дорогая! – возликовала почти красавица, незаметно прокравшись до середины комнаты и увидев за столом Зелгу, – беглая половчанка! Радуйся, что не я – твоя госпожа! А где жеребец?

– Ой, мамочка моя родная! – серой мышкой пискнула Зелга, подняв на гостью глаза. Да и подавилась со страху. Пока из её дурацкого и хвастливого рта разлеталась каша, а мудрая Василиса искала взглядом, где кочерга, Настасья Микулишна поднялась – хрупкая, но грозная. Её тонкие соболиные брови сдвинулись, голубые очи сверкнули.

– Меланья, ты здесь зачем? – спросила она, – тебя кто впустил?

– Я к князю вхожу без спросу, – дала ей ответ бесстыдница, оглядевшись по сторонам, – а к смердам кто мне осмелится путь закрыть? Сядь, Настасья! Я к вам без розог пришла.

Настасья уселась. Зелга откашлялась. А премудрая Василиса решила, если возникнет надобность, пустить в дело кувшин вместо кочерги, до которой было так сразу не дотянуться.

– Пришла я за Даниилом, – с прежней развязностью продолжала Меланья делать наглые заявления, оставаясь посреди комнаты, – а ещё должна вам сказать, что вы – просто курицы!

Три сестры, сидевшие за столом, вовсе растерялись.

– За Даниилом? – переспросила Зелга, – ты к нам пришла за ним, госпожа Меланья?

– Конечно! Вы ведь, наверное, слышали, что великий князь прогнал его из дворца? Дома его нет, ко мне ему приходить пока ещё рановато – могут возникнуть всякие подозрения нехорошие! Не у вас ли он, две сестры Микулишны? Вы ведь с ним, говорят, дружны! Или опять брешут?