Техник кивнул, и над пляжем разлились ностальгические ноты «Печального вальса», за которым последовали «Зеленые холмы Земли», Заккер Барстоу повернулся к Лазарусу:
– Это ты выбрал такую музыку?
– Я? – с невинным видом ответил Лазарус. – Сам знаешь, Зак, – у меня нет слуха.
Но даже под музыку весь процесс голосования занял немало времени. Последние звуки бессмертной Пятой симфонии затихли задолго до того, как все наконец распределились на три группы.
Слева собралось около одной десятой от всех присутствующих – те, кто намеревался остаться. В основном это были уставшие от жизни старики, время которых подходило к концу, а также несколько молодых людей, никогда не видевших Землю, и горстка представителей других возрастов.
Меньше всего оказалась группа в центре – не больше трех сотен, в основном мужчины и несколько молодых женщин, голосовавшие за освоение новых рубежей.
Но основная масса расположилась справа от Лазаруса. Взглянув на них, он увидел новое воодушевление на их лицах, которое согрело ему душу, ибо он отчаянно боялся, что окажется почти одинок в своем желании вернуться.
Он снова посмотрел на небольшую группу рядом с собой.
– Похоже, вы в явном меньшинстве, – обратился он к ним, не прибегая к помощи звукоусилителя. – Но не переживайте – у вас еще все впереди.
Группа посередине начала медленно распадаться – по одному, по двое, по трое. Лишь немногие присоединились к тем, кто решил остаться; большинство влились в группу справа.
Когда завершился и этот процесс, Лазарус обратился к меньшей группе слева.
– Ладно, – тихо проговорил он. – Можете возвращаться на травку и поспать вволю. А остальные будут решать, что делать дальше.
Затем Лазарус предоставил слово Либби, который объяснил, что путешествие домой не будет столь утомительным, как полет с Земли и даже последовавший за ним второй прыжок. По его словам, это стало заслугой коротышек, помогших ему решить проблему скоростей, казавшихся быстрее света. Если коротышки действительно знали, о чем говорили, – а Либби в этом не сомневался, – то, похоже, не существовало никаких пределов для того, что Либби решил называть «параускорением»: «пара-» потому, что, как и световой движитель Либби, оно воздействовало на массу целиком и воспринималось органами чувств не в большей степени, чем сила тяжести, а также потому, что корабль проходил не «через» обычное пространство, но скорее вокруг него или «рядом».
– Вопрос не столько в управлении кораблем, сколько в выборе подходящего уровня потенциала в эн-мерном гиперпространстве из эн-плюс одного возможных…
– Это твое поприще, сынок, – решительно прервал его Лазарус, – и все тебе верят. В тонкостях нам все равно не разобраться.
– Я только хотел добавить…
– Знаю. Но ты уже ничего вокруг не замечал, когда я тебя остановил.
– Когда мы туда доберемся? – крикнул кто-то из толпы.
– Не знаю, – признался Либби, вспомнив вопрос, который когда-то задала ему Нэнси Уэзерел. – Не могу сказать, какой год это будет… но, скорее всего, недели через три.
Приготовления заняли несколько дней – попросту потому, что для погрузки на борт всех пассажиров потребовалось множество рейсов шлюпок туда и обратно. Обошлось без прощальных церемоний – те, кто оставался, старались избегать тех, кто улетал. Отношения между двумя группами охладились – голосование на пляже проложило трещину между друзьями и даже временными супругами, став причиной множества душевных страданий и неизбывной горечи. Возможно, единственным положительным результатом стало то, что родители мутанта по имени Марион Шмидт решили тоже остаться.
Лазарус командовал последней отлетающей шлюпкой. Незадолго до старта кто-то тронул его за локоть.
– Прошу прощения, – сказал молодой парень. – Меня зовут Хьюберт Джонсон. Я хотел полететь с вами, но мне пришлось остаться с другой группой, чтобы мою мать не хватил удар. Если я явлюсь в последний момент, вы меня возьмете?
Лазарус окинул его взглядом:
– На вид ты достаточно взрослый, чтобы решать самому.
– Вы не поняли. Я единственный ребенок у моей матери, и она с меня глаз не спускает. Мне сейчас нужно поскорее назад, пока она меня не хватилась. Сколько еще…
– Я не стану задерживать шлюпку ради кого бы то ни было. Да и вряд ли ты потом сумеешь вернуться. Так что – давай полезай.
– Но…
– Лезь!
Молодой человек послушался, бросив тревожный взгляд за спину. Да уж, подумал Лазарус, куда лучше, если бы дети рождались из пробирки.
Оказавшись на борту «Нового рубежа», Лазарус явился в рубку к капитану Кингу.
– Все погрузились? – спросил Кинг.
– Угу. Некоторые решились в последнюю минуту, а в последнюю долю секунды прибежала еще одна – женщина по имени Элинор Джонсон. Поехали!
Кинг повернулся к Либби:
– Ну что ж – вперед!
Звезды погасли.