Паткуль. Неистовый лифляндец

Участники конгресса поселились на голом берегу Дуная, и Возницыну пришлось терпеть всякие неудобства. Наступила зима, и все жили в палатках. «Здесь стоит стужа великая, и дожди и грязь большая; в прошедших днях были ветры и бури великие, которыми не единократно палатки посорвало и деревьев переломало и многое передрало; а потом пришёл снег и стужа, а дров взять негде и обогреться нечем… Не стерпя той нужи, польский посол уехал… Только я до совершения дела, при помощи божией, с своего стану никуда не пойду».

Вокруг рыскали банды разбойников (на пути в Вену один австрийский дипломат был ранен, а четверо его слуг были убиты). «Я же с помощью божьей доехал от таковых безбедно, однако были от них опасны… Ехал степью с великою бедою и страхом три недели», – сообщает Возницын.

В конце января 1699 г. «мирок» сроком на 2 года был заключен, и П.Б.Возницын писал Петру: «Я сие покорно доношу и очень твоей государевой милости молю: помилуй грешного своего…, а лучше я сделать сего дела не умел».

При таких обстоятельствах лучше сделать было и невозможно!

Отчитавшись перед царём и отдохнув в родных московских пенатах, Возницын снова вернётся на конгресс – теперь уже с новыми инструкциями от Петра, включавшими, между прочим, уступку туркам приднепровских крепостей. Складывавшаяся обстановка диктовала необходимость принятия решительных шагов России в деле подготовки войны на Севере. Его союзники – польско-саксонское и датские королевства – нетерпеливо напоминали об этом царю.

А Возницыну удалось заключить мир и без этой уступки.

«Мирок» Возницына оказался как нельзя кстати и «угодил» к столу с заждавшимися гостями. Гостей в Москве собралось много: датский посланник Поуль Хейнс жил в Москве с 1697 года, прусский посланец фон Принтцен, шведский поверенный в делах Томас Книпперкрон, посланник Речи Посполитой Ян Бокий, а потом, в конце января 1699 года, приехал австрийский посол Гвариент, на пути к Москве находился саксонский посол генерал Г.К.Карлович. Москва стала привлекательной для европейских дипломатов столицей. Путешествие царя в Европу вызвало большой ажиотаж и любопытство, и теперь направить посла в Московию считалось хорошим тоном.

Бранденбургского посланника фон Принтцена Посольский приказ встретил с помпой, включая военный караул и белых лошадей – это был любезный ответ курфюрсту Фридриху, встретившему два года тому назад Великое посольство по высшему протокольному разряду. Фон Принтцен домогался признания за своим курфюрстом королевского титула, но Пётр с этим пока тянул – были дела и поважней. Да и надобно было взамен признания получить от пруссаков хоть что-то на алтарь антишведского дела.

Первой антишведскую инициативу проявила Дания. Когда Пётр ещё стучал топором в Голландии, датчане прислали ему мемориал, содержащий предложение Копенгагена о союзе против шведов. Швеция лишила Данию контроля над проливом Зунд, а Голштинское герцогство, разместившееся на спорной территории Шлезвиг-Гольштейн, вступило в союз со Швецией, скрепив этот союз браком своего герцога Фридриха IV с сестрой шведского короля Карла XII. Но Пётр ждал результатов Карловицкого конгресса и, соглашаясь с идеей датчан в принципе, окончательное решение откладывал до приезда Возницына. Царь всячески обласкивал Хейнса, полюбил этого умного, спокойного и далёкого от всякого интриганства человека, крестил у него сына Петра, родившегося в Москве, и велел набраться терпения и ждать. И вот теперь решающий и долгожданный момент был близок.

22 октября 1698 года, накануне отъезда в Воронеж, где развернулось строительство крупных морских и речных судов, царь в доме у датского резидента Бутенанта встретился с Хейнсом. Пётр попросил представить проект договора и хранить их контакты в тайне. Пока Пётр был в отъезде, король Кристьян V дал полномочия Хейнсу на то, чтобы царь вносил в проект любые изменения при условии обязательства о взаимопомощи.

27 января 1699 года состоялась вторая встреча Петра с П. Хейнсом, а потом 2 февраля, они сошлись снова у Бутенанта, на котором Пётр получил проект договора. 19 февраля 1699 г. договор обсуждался с Хейнсом в Воронеже, но окончательно согласовать его удалось лишь 21 апреля. Оставалось обменяться ратификационными грамотами – подписями и печатями обоих монархов.