Паткуль не сразу удовлетворил любопытство пастора и начал беседу, задав ему несколько общих вопросов: как давно он занял кафедру, как идут дела в церкви, отремонтирована ли школа и т. п. Темпельманн удивился – неужели из-за этих пустяков нужно было вытаскивать его ночью из постели и под стражей доставлять в Венден? Но потом всё стало на место. На Темпельманна обрушился шквал рассуждений, оправданий и объяснений причин появления Паткуля в Лифляндии в сопровождении иностранных войск. Он, Паткуль, всем сердцем желал иного возвращения на родину, с позволения законных шведских властей, но шведы не оставили ему другого выбора, как воспользоваться услугами чужого потентата. Паткуль говорил и говорил, не замечая, что у бедного Темпельманна появилась странная мысль: уж не из-за того ли на самом деле Паткуль привёл с собой поляков и саксонцев, чтобы вернуться в родные места? А Паткуль сыпал названиями стран, в которых ему пришлось жить последние годы, именами европейских правителей, при дворах которых был принят и которые защитили его от посягательств шведских властей. Он рассказал о визите в Москву, о своей ведущей роли в миссии Карловича, о своём плане войны со шведами, получившем поддержку самого царя (о том, что русские воспринимались в Лифляндии как враги, Паткуль, вероятно, забыл, писал Темпельманн в своём «отчёте» рижскому генерал-губернатору), и, наконец, посвятил собеседника в планы короля Августа в отношении собственно Лифляндии.
– О Боже, – вздохнул Темпельманн, услышав слова о присоединении провинции к католической Польше, – нашей религии грозит опасность!
– Ни в коем случае! – заверил его возбуждённый Паткуль. Он вытащил из шкатулки копию договора с Августом об условиях присоединения Лифляндии и стал доказывать пастору, что Лифляндия получит широкую автономию, что дворяне восстановят свои права, и всё в провинции останется по-старому. Для подкрепления своей аргументации Паткуль, по словам пастора, привлёк даже исследования английского астролога Ханеманна, в которых последний назвал 1700 год счастливым для Лифляндии – в пользу этого прогноза говорило расположение звёзд. В частности, одна маленькая звезда – Скифия – будет оказывать благоприятное воздействие на европейскую политику. «
Диалога на этой недобровольной встрече не получилось, был страстный монолог, театр одного актёра для единственного зрителя – правда, зрителя проницательного и умного, отлично угадавшего психологическое состояние и верно изобразившего его в своей записке по начальству. Данный эпизод лишь подтверждает предположение о том, в каком удручённом и отчаянном состоянии пребывал Паткуль, вернувшись на родину, какое одиночество и разочарование охватило его после всего увиденного, как сильно он жаждал найти хотя бы отблеск сочувствия своему делу у своих земляков, если он пустился в многочасовой откровенный и подробный разговор с каким-то статистом в его драматическом действе, каковым несомненно был пастор Темпельманн! Вряд ли Паткуль мог предполагать, что, разговаривая с пастором, он сможет повлиять хотя бы на настроения клироса. Нет, ему просто нужен был любой человек, которому он мог бы излить свою наболевшую душу. Несомненно, это были минуты слабости и заблуждения, но они скоро пройдут, и Паткуль выйдет из этого унижения ещё более жёстким, твёрдым и беспощадным проводником собственной идеи.
Из Вендена он написал письмо матери, в котором выразил сожаление о том, что не может увидеть её лично, заверил её в самых трогательных выражениях в своей любви к ней и в неуклонном выполнении перед ней своего сыновнего долга. Это было последнее письмо Паткуля к Гертруде Мёллер. И опять оно попало в руки к его врагам шведам, и мать уже никогда не узнала, каковы были его последние слова к ней. Через несколько месяцев она навсегда покинула этот мир.
В середине марта пала крепость Дюнамюнде, прикрывающая Ригу с моря. Саксонцам нужна была хоть маленькая победа над шведами, и они её добились. Дюнамюнде защищал батальон финских солдат под командованием полковника Будберга, младшего брата депутата Будберга, с которым Паткуль пять лет тому назад ездил в Стокгольм. Первая атака саксонцев была отбита с большими для нападающей стороны потерями: более 400 убитых и столько же пленных. При штурме крепости погиб генерал-лейтенант Карлович. Повторный штурм, назначенный Флеммингом через 2 дня, не понадобился: полковник Будберг счёл дальнейшее сопротивление бесполезным и сдал крепость при условии свободного прохода остатков гарнизона в рижскую крепость. Морские коммуникации Риги были перерезаны, но Рига уверенно и стойко продолжала держаться.