Между воюющими сторонами установилось временное равновесие. В середине марта Флемминг и Паткуль по вызову короля Августа отправились в Варшаву, оставив Пайкуля командовать всеми войсками в Лифляндии. Нужно было позаботиться о доставке под Ригу осадной артиллерии, а также привлечь поляков к более активному участию в войне. Взятие малой крепости Дюнамюнде и её спешное переименование в город Аугустенбург не смогло утешить польского короля. Неудача под Ригой привела Августа в такое бешенство, что он отрубил своему коню саблей голову. Король сразу высказал сомнения в целесообразности продолжения войны, и если бы не Паткуль, то он издал бы приказ о выводе саксонского корпуса из Лифляндии.
Несмотря на неудачное начало военных действий, Паткуль ещё больше укрепил своё положение при саксонском дворе и при самом короле Августе. Вполне понятно – ведь Паткуль не отвечал за боеспособность саксонского корпуса в Лифляндии, ответственность нёс главнокомандующий, любимец Августа генерал-лейтенант Я.Х.Флемминг. Паткуль же с этого момента сосредоточил в своих руках всю переписку короля по бюджетным и военным вопросам, оставив за собой обязанности главного его дипломатического советника. Так он контрассигновал все охранные грамоты Августа для Лифляндии и инструкцию саксонскому послу фон Лангу в Москву. В инструкции послу предлагалось довести до сведения царя Петра пожелания дрезденского двора, то есть Паткуля: действовать в Лифляндии осторожно, дипломатично, следуя примеру саксонцев не вводить в Ингерманландию и Финляндию казачьи и татарские отряды; дворянству обещать отмену редукции и по возможности воздерживаться там от грабежей, насилия и увода в полон гражданского населения.
Пассивность лифляндского дворянства Паткуль объяснил Августу тем, что «подходящий момент для этого ещё не подоспел». Он представил королю список дворян, которые были готовы подписать на имя польского короля адрес с изъявлениями верноподданнических чувств. Адрес вскоре был составлен и от имени лантратов, лантмаршала и всего рыцарства подписан самим Паткулем. Судя по всему, это мало убедило Августа, и он снова стал проявлять сомнения в целесообразности продолжения военных действий против Швеции. Трудно было предугадать, каковы были бы последующие шаги Августа, если бы к этому моменту с русской границы не прискакал курьер и не сообщил, что царь с войском численностью в 40 тысяч человек вот-вот должен вторгнуться в Ингерманландию. Примерно в это же время военные действия в Голштинии должны были начать датчане.
Перед лицом этих фактов Августу не оставалось ничего иного, как продолжать начатое дело. Здесь, в Варшаве, в июне 1700 года он наконец-то издал манифест, в котором официально объявлял войну Швеции и объяснял её причины. В манифесте явно чувствуется рука Паткуля, вероятно, он и подтолкнул Августа к этому акту – нужно было во что бы то ни стало связать короля публичными обязательствами и предотвратить все его поползновения и шатания. В манифесте говорилось, что уже при восшествии на польский трон король Август вознамерился вернуть Лифляндию, что редукция в отношении лифляндского дворянства фактически нарушила условия Оливского мира и что лифляндское дворянство обратилось к нему с просьбой о помощи. Кроме того, говорилось в манифесте, король не может относиться безразлично к тому, что Швеция враждебно настроена по отношению к польско-саксонскому союзнику – Дании.
Швеция на манифест Августа ответила двумя. Больше всего Стокгольм задело утверждение о том, что лифляндское дворянство якобы преподнесло польскому королю верноподданнический адрес. Если этот адрес существует, спрашивали шведы, то почему же он не был опубликован? Да очевидно потому, отвечали они, что