Паткуль. Неистовый лифляндец

С собой из Москвы Паткуль вёз манифест Петра с призывом ко всем желающим поступать на службу в царскую армию. На манифесте рядом с подписью царя стояла подпись Генерального Уполномоченного и Комиссара Йохана Рейнхольда фон Паткуля. Манифест обещал иностранцам выгодные материальные условия, включая подъёмные деньги и хорошее жалованье.

Забегая вперёд, скажем, что ни одно другое поручение царя не стоило ему стольких неприятностей, угроз и склок, как это. Сам по себе наём офицеров в иностранные армии в те времена в Европе не представлял собой ничего необычного. Но в Европе шла война за испанское наследство, все лучшие офицеры и генералы были востребованы армиями воюющих государств, и Паткуль отлично понимал, что по манифесту царя к нему попадут не самые лучшие кандидаты как с точки зрения профессиональных, так и моральных качеств. Но претензии к генеральному комиссару предъявлял не только царь, но и сами наёмники, потому что «птенцы Петровы» не всегда точно соблюдали обещанные для них условия. Жалобы на нарушение контрактных условий попадали опять же к генеральному комиссару Паткулю – под манифестом стояла его подпись, не пойдёт же какой-нибудь обманутый с жалобой к царю. Некоторые недовольные наёмники, возвратившись домой, публиковали разоблачающие памфлеты, в которых Паткуля клеймили позором, называли обманщиком, казнокрадом, проходимцем и другими далеко не лестными именами.

Москву Паткуль покидал без сожаления – слишком чужой и мрачной показалась ему русская столица после Европы. К тому же П. Хейнс всё ещё находился в Дании, с прусским послом Кайзерлингом на почве взаимного недоверия сойтись не удалось, а с русскими общение было затруднено из-за незнания русского языка. А царь? Мы знаем, что Пётр высоко ценил Паткуля как специалиста, а как он относился к нему чисто по-человечески? – задаёт вопрос Е. Эрдманн и не находит на него ответа. Потому что такого понятия, как внимательного, чисто человеческого отношения к подданным, у монархов восемнадцатого века просто не существовало. Для царя Петра всяк человек был хорош, который хорошо исполнял своё дело и верно служил ему и государству. Этого было достаточно. В личные дела своих подданных Пётр не вмешивался, кроме тех случаев, когда его об этом просили, например, выполнить роль свата или посаженного и крёстного отца на свадьбе и крестинах. А в остальных случаях это была безликая масса, призванная беспрекословно исполнять его царские замыслы.

Сам Паткуль чрезвычайно высоко ценил Петра и старался служить ему верой и правдой – так, как это умели делать прибалтийские немцы. Их разделял лишь один пункт, по которому они расходились – судьба Лифляндии, но Паткуль с уважением относился к мнению царя и старался пореже раздражать его своими напоминаниями о ней. Все заботы по этому поводу Паткуль будет поверять канцлеру Головину.

Путь Паткуля проходил через Киев, Яссы и Лемберг (Львов) в Краков, где в это время находилась штаб-квартира Августа. Пока он жил в Москве, в Польше произошли большие перемены. Карл ХII, вступив в польскую Литву, разбудил спящего медведя: Польша формально всё ещё находилась в состоянии мира со Швецией, и вот теперь на их землю пришёл чужой король и хочет без их согласия менять порядки. Такого в Речи Посполитой допустить не могли, даже если шведы задумали прогнать с польского трона ненавистного Августа и посадить кого-то другого! И часть шляхты вместе с регулярным – коронным – войском объединилась вокруг Августа. То, что долго не удавалось сделать ни Паткулю, ни Августу, ни Петру, сделал Карл ХII, который уже занял Варшаву, а оттуда двинулся за бежавшим Августом на Краков.

9 июля в местечке Клишов, в 9 верстах от Кракова оба войска изготовились к бою. У Августа было 16 тысяч саксонских и 8 тысяч польских солдат, в то время как у шведов было ровно в два раза меньше. В первый раз за всю войну Паткуль и король Август могли невооружённым взглядом рассмотреть гарцующего на коне шведского короля.

Польско-саксонское войско с трёх сторон охватило шведское, но благодаря стойкости и маневренности последним, после ожесточённой схватки, удалось разбить противника и обратить его в бегство. Сначала дрогнула на правом фланге польская конница, за ними на левом фланге последовали саксонцы, центр остался неприкрытым, и это определило исход битвы. Август потерял около 2 тысяч убитыми и ранеными и столько же пленными. Перед отступавшими было болото, и тот, кто не утонул в нём, был либо зарублен шведской кавалерией, либо попал в плен. Август потерял всю артиллерию и обоз, включая военную казну.

Паткуль спасался бегством вместе со всеми, но заблудился в лесу, попал в трясину, и если бы к нему во время не подоспел лейб-гвардеец Августа, то он бы погиб или попал в плен. Когда король прискакал в Краков, он обратился в магистрат за помощью – требовались деньги на то, чтобы хотя бы переодеть короля в приличное платье, но никто не хотел давать деньги «бесполезному» монарху. (Когда в город войдут шведы, краковцы как один выплатят Карлу ХII контрибуцию в размере 100 тысяч гульденов).