Пацаны. Повесть о Ваших сыновьях

Вечером я узнал, что умер дядечка из квартиры по левой стороне от лестницы, ведущей от входной двери к лифтам. Его-то я хорошо знал, потому что жителей первого этажа уж точно запоминаешь: они входят вместе с тобой и никогда не поднимаются на лифте, сразу идут к дверям. Они недовольно смотрят на тебя при встрече, и всякий раз, заходя домой поздно ночью, ты стараешься несильно греметь дверью, представляя, как они вздрагивают в своих кроватях. Они выглядывают из-за решёток своих окон во двор, часто прикрикивая на шумную детвору или подавая через решётку яблоки, привезённые с дачи в двух вёдрах и брезентовом мешке (если год выдался урожайным и теперь никто не знал, что делать со всеми этими яблоками).

Дядечка этот был очень добродушный, всегда трепал меня за щеку и приговаривал: «Ох, ну ты подрос, брат, подрос!» Даже когда я уже три года, как совсем не рос. Каждый раз, ожидая лифта, я думал о том, что все двери в подъезде – железные, а его – деревянная (о том, что все железные, я точно знал, ведь не счесть сколько раз я вприпрыжку спускался со своего этажа на улицу, да и поднимался наверх). «Может быть, он живёт плохо? А может, она ему просто нравится», – размышлял я, пока не подходил лифт, и тогда вместо скучных размышлений я плавил пластиковые кнопки спичками, царапал деревянную отделку лифта ключом, лепил сотую жвачку на решётку вентиляции или пихал камешки, припасённые в кармане, в щель между дверными створками, которые никогда не закрывались до конца. Я даже и не знал, как его звали…

Ещё был случай за одним домом, на окраине нашего района, у самого леса. Вокруг одного богом забытого места за трансформаторной будкой уже который день кружили собаки и что-то копали, нюхали. Мы решили, что там клад, и, дождавшись момента, когда собак не будет рядом, подошли, обнаружив чуть раскопанную землю и что-то жёлтое на дне этой ямки, воняющее тухлятиной, окружённое стайкой назойливых мух. Мы тыкали туда палками, оно было упругим, не твёрдым, и мы не могли понять, что же это, пока один из нас не крикнул, что это кожа мертвеца, и мы, со страху побросав палки, с воплями ринулись прочь.

Мы тогда хотели пойти в милицию, но так и не дошли, но и без нашей помощи, через несколько дней, доблестные стражи закона обнаружили это место, и вскрылось, что там был закопан чей-то труп. Подробностей мы не знали, но по району ползли самые ужасные слухи–от истории об убитой учительнице соседней школы (на самом деле старушка скончалась от сердечного приступа двумя неделями ранее) до рассказов о страшном маньяке, который якобы бродит по нашему лесу и закапывает ещё живых людей в землю.

Много всего было, понимаете?

Были горячие водопроводные трубы. Огромные, вынесенные из-под земли на ремонт и зависшие на три года по периметру всего района. Всю зиму мы сидели на них, потому что так было куда теплее, писали маркерами свои имена, матерные слова, рисовали обидные рисунки и рассматривали то, что оставили другие. Играли в гонки по трубам: один становится на холодную, другой – на горячую, и каждый бежит до поворота, обозначив финиш прыжком в снег. По ночам на них спали собаки…

Собаки… Ах да, собаки.

Бездомных собак было очень много, и многие из них были нам знакомы, даже имели клички. Неподалёку была заброшенная военная часть. Когда разваливалась страна, многие части так и оставили стоять заброшенными и обрастать сорняком да плесенью. Всё добро забрали, оставив здания с кое-какой мебелью, забор с колючей проволокой, тёмные, наглухо запертые ворота с красной звездой, а ещё оставив собак, постепенно становившихся волками. Наверное, в части рядом с нами готовили пограничников.

Те собаки, что были постарше, ещё помнили человеческий авторитет, слушались команд и были ласковыми, несмотря на тяжёлую жизнь. Молодняк же смотрел дико, кидался на проезжающие велосипеды и мог загрызть до смерти случайно убежавшего домашнего пса, кота и даже человека. Собаки нещадно плодились, сбивались в стаи и воевали друг с другом за помойки. Мы с мальчишками часто наблюдали их стычки, забравшись куда повыше. Бывало, что пацанов кусали, эти истории были на слуху, и даже поговаривали о ком-то, кто умер от бешенства, не сделав уколы.

Как-то раз мы сбежали с уроков, чтобы залезть в заброшенную часть по дереву, упавшему и покосившему плиту бетонного забора. На пути обратно за нами погнались три бездомные собаки из стаи, жившей в развалинах КПП. Рыча и лая, они неумолимо приближались к нам метр за метром.

Так быстро мы никогда не бегали. Так досадно я никогда не падал. Зацепился за корягу и плюхнулся на пузо, разодрав в кровь колени о камни и битое стекло в траве. Я не чувствовал боли, не чувствовал крови, стекающей по ногам, и горящих ладоней – животный страх сковал всё моё тело.