Читаем Печальные тропики полностью

Как же здесь немного нужно для того, чтобы вдруг в любой малости отразилось целое общество! Вот, например, одинокий ремесленник разложил у тротуара свои инструменты и металлические приспособления. Он занят самой незначительной работой, влачит жалкое существование. Но что же он делает? Вот результаты его труда: на кухне под открытым небом куски спрессованного мяса нанизаны на прутья решетки, лежащей поверх горящих углей, молоко кипит в котелке конической формы, листья бетеля насажены на спираль, которая превращает их в ароматную специю, золотистые зерна поджариваются на горячем песке. Вот другой индус. Целый день он носит на продажу миски с турецким горохом, несколько стручков способны заменить ему ложку супа, он ест, присев на корточки, с таким же равнодушным ко всему выражением лица, с каким мгновение спустя он мочится. А вот и бездельники, часами пьющие чай с молоком в небольшой деревянной забегаловке.

Для простого существования здесь нужно совсем чуть-чуть: немного пространства, немного пищи, немного домашней утвари или необходимых инструментов и немного радости, словно живешь в маленьком кармане для носового платка. Зато какая в этом невероятная душевность! Она чувствуется по уличному оживлению, по долгим внимательным взглядам, по добродушным, совсем не язвительным спорам, по учтивым улыбкам, которыми жители награждают иностранцев, в мусульманских странах к этому прибавляется и приветственное «салам» с приложенной ко лбу рукой. Как иначе объяснить себе ту удивительную непринужденность, с которой эти люди занимают свое место во Вселенной? Таким образом, цивилизация, поместившаяся на коврике для молитв, является моделью мира, а начерченный на земле квадрат – все их пространство – становится храмом. Вот они, все эти люди, прямо посреди улицы, где каждый в маленькой вселенной своей витрины невозмутимо занимается своим делом, окруженный мухами, прохожими, сильным шумом: цирюльники, писари, парикмахеры, ремесленники. Чтобы противостоять такому давлению мира, нужны совершенно особенное отношение и сверхъестественная сила. Может быть, именно здесь и кроется один из секретов ислама или другой культурной системы, в которой человек чувствует себя причастным к Богу.

Мне вспоминается одна из прогулок на Клифтон Бич на берегу Индийского океана, неподалеку от Карачи. Преодолев всего километр через дюны и болота, вдруг оказываешься на просторном пляже с темным песком. Тогда он был почти пуст, но как только наступают праздники, его заполняет целый караван повозок, запряженных верблюдами, наряженными еще краше своих хозяев. Гладь океана отливала зеленым. На закате казалось, что свет неба наполнил сиянием песок и море. Старик в чалме сооружал небольшую импровизированную мечеть из двух железных стульев, позаимствованных в соседней кебабной. Совсем один на пляже, он молится.

XVI. Рынок

Неожиданно для себя в своем путешествии я мысленно перескочил из Центральной Бразилии в Южную Азию, хотя я и не собирался этого делать. Совсем недавно освоенные земли сменились территорией самой ранней цивилизации, пустынная местность – густонаселенной, если, конечно, верно, что число жителей Бенгалии в три раза превышает показатели Мату-Гросу и Гояса. Перечитывая свои воспоминания, я убедился, что разница еще более существенна. В Америке я обратил внимание на естественные поселения и на урбанистическое строительство. Оба объекта исследования отличались характерной формой, цветом, особенностями структуры, присущими им независимо от течения жизни местных жителей. В Индии же величественные сооружения или вовсе исчезли, или были полуразрушены в ходе истории, все было покрыто пылью и следами былого человеческого присутствия, которое стало единственным фактом действительности. В первом случае я, прежде всего, смотрел на «вещь», во втором на – «человека». Только социологическая наука, изменившаяся в течение тысячелетий, особое место отводит рассмотрению многообразных межличностных отношений, стремится углубить свои представления о них, тогда как в других областях знаний человеческий фактор оказывается где-то между ученым и объектом исследования и попросту растворяется. Эту часть света можно охарактеризовать следующим емким выражением: «недоконтинент». Это название приобретает сегодня новый смысл: оно не просто указывает на азиатский континент, его можно применить и по отношению к той части мира, которая заслуживает подобного имени, поскольку совершенная дезинтеграция, достигшая предела в цикле своего развития, явилась причиной разрушения единой системы бытия, которая некогда, благодаря строгим рамкам, не допускала устранения из своего состава ни одного из миллионов ее элементов. Сегодня человек оказался выброшенным в небытие, порожденное самой историей, его поступки обусловлены самыми простейшими, во всех смыслах слова, мотивами – это страх, страдание и голод.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наука: открытия и первооткрыватели

Не все ли равно, что думают другие?
Не все ли равно, что думают другие?

Эту книгу можно назвать своеобразным продолжением замечательной автобиографии «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!», выдержавшей огромное количество переизданий по всему миру.Знаменитый американский физик рассказывает, из каких составляющих складывались его отношение к работе и к жизни, необычайная работоспособность и исследовательский дух. Поразительно откровенны страницы, посвященные трагической истории его первой любви. Уже зная, что невеста обречена, Ричард Фейнман все же вступил с нею в брак вопреки всем протестам родных. Он и здесь остался верным своему принципу: «Не все ли равно, что думают другие?»Замечательное место в книге отведено расследованию причин трагической гибели космического челнока «Челленджер», в свое время потрясшей весь мир.

Ричард Филлипс Фейнман

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука
Она смеётся, как мать. Могущество и причуды наследственности
Она смеётся, как мать. Могущество и причуды наследственности

Книга о наследственности и человеческом наследии в самом широком смысле. Речь идет не просто о последовательности нуклеотидов в ядерной ДНК. На то, что родители передают детям, влияет целое множество факторов: и митохондриальная ДНК, и изменяющие активность генов эпигенетические метки, и симбиотические микроорганизмы…И культура, и традиции, география и экономика, технологии и то, в каком состоянии мы оставим планету, наконец. По мере развития науки появляется все больше способов вмешиваться в разные формы наследственности, что открывает потрясающие возможности, но одновременно ставит новые проблемы.Технология CRISPR-Cas9, используемая для редактирования генома, генный драйв и создание яйцеклетки и сперматозоида из клеток кожи – список открытий растет с каждым днем, давая достаточно поводов для оптимизма… или беспокойства. В любом случае прежним мир уже не будет.Карл Циммер знаменит своим умением рассказывать понятно. В этой важнейшей книге, которая основана на самых последних исследованиях и научных прорывах, автор снова доказал свое звание одного из лучших научных журналистов в мире.

Карл Циммер

Научная литература